МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО (международное публичное право)

система исторически изменяющихся договорных и обычных норм и принципов, создаваемых главным образом государствами в процессе их сотрудничества и соперничества, выражающих относительно согласованную волю государств и регулирующих отношения между государствами, созданными ими международными организациями и некоторыми другими субъектами международного общения. Соблюдение норм М.п. обеспечивается индивидуальным либо коллективным принуждением его субъектов, пределы и формы которого определяются ими в процессе совместной деятельности. М.п. не принадлежит юридической системе конкретных государств. В мире оно и только оно регулирует международные властные отношения. М.п. принципиально отличает-. ся от внутригосударственного права по способу образования норм, социальной сущности, субъектам, способам функционирования, методам обеспечения и т.д.

Возникновение М.п. обусловлено двуединой объективной причиной:а) появлением первых государств: б) зарождением и развитием отношений между ними. Соответственно этому возникла необходимость регулирования выросших из межплеменных связей и ставших теперь межгосударственными отношений. Первые нормы М.п. возникли на базе уже существовавших правил межплеменного общения, однако в них была привнесена согласованная воля договаривающихся государств. Родина М.п. - Ближний Восток. Там возникли первые государства и первые межгосударственные отношения.

Изначально М.п. было обычным, его главным источником являлся обычай, т.е. молчаливое соглашение государств относительно установления.изменения либо прекращения их взаимных прав и обязанностей, проявляющееся в одинаковом поведении государств при аналогичных обстоятельствах. Первые договоры, т.е. явно выраженные соглашения государств, устанавливающих нормы взаимного поведения, возникли несколько позже. Древнейшие из них относятся к концу III тысячелетия до н.э. Так, известен договор около 3110 г. до н.э., заключенный правителями месопотамских городов Лагаш и Умма. Первые международные договоры высекались на камне, затем писались на коже, пергаменте, папирусе, и уже позднее - на бумаге. Со временем роль и значение договора как источника М.п. все более увеличивалась. В средние века международный договор становится основным источником М.п.

М.п. имеет своих субъектов - создателей норм М.п. и участников отношений, урегулированных этими нормами. В разные исторические эпохи имелись различные субъекты М.п. В настоящее время их круг следующий: а) государства - основные субъекты; б) производные: межгосударственные организации (ООН, ее специализированные учреждения. Организация африканского единства (ОАЕ) и др.): нации, борющиеся за свою независимость (арабский народ Палестины, народ Юго-Западной Сахары);

государственно-подобные образования (Ватикан). Первые три вида субъектов обладают всеми признаками международной правосубъектности: правом заключать международные договоры, быть членами международных организаций, иметь свои формальные представительства (при международных организациях, дипломатические, консульские и др.), участвовать в работе международных конференций и т.п. Несколько меньшим кругом полномочий обладает Ватикан. Однако и он входит в ряд международных договоров, имеет дипломатические и консульские отношения с государствами, постоянные представительства при ООН и иных международных организациях, участвует в работе международных конференций и т.д. В настоящее время некоторыми чертами международной правосубъектности обладают индивиды, особенно в области защиты прав человека.

На международной арене нет законодательного органа, поэтому нормы М.п. создаются в процессе согласования воль самих субъектов М.п., в первую очередь государств. Нормы М.п. (общее М.п.) обращены обычно к неопределенному кругу его субъектов. Локальные же нормы обычно персонифицированы и обращены к участникам конкретного международного договора. Нормы общего М.п. обязательны для всех субъектов, локальные - лишь для участников данного соглашения. Поэтому первые имеют общедемократический характер, социальная же сущность вторых определяется социальной природой государств, создавших эти нормы. Общие международно-правовые нормы являются критерием законности поведения субъектов М.п., неким эталоном, образцом, к которому они должны стремиться.

М.п. имеет свою систему, под которой следует понимать объективно существующее разделение единого М.п. на части (отрасли, институты), т.е. группы принципов и норм, регулирующих однородные, однопорядковые, схожие международные отношения, объединенные общими задачами. Общепризнанным является наличие в М.п. таких отраслей, как морское, воздушное, космическое, дипломатическое, право международных договоров.

В мире не существует судебных и исполнительных органов, аналогичных тем. что есть в государствах. Функционирование М.п. обеспечивают государства, а также все в большей степени межгосударственные организации. Соблюдение М.п. обеспечивается применением, а также возможностью применения санкций, т.е. принудительных мер к нарушителю. Санкции применяются государствами индивидуально либо коллективно, а также межгосударственными организациями. Объективно проявляется тенденция ограничения санкций государств и расширения мер, применяемых межгосударственными организациями, прежде всего ООН. Санкции государств включают дипломатические демарши. разрыв отношений, ограничение либо прекращение экономических, научно-технических и иных связей с государством-нарушителем. В случае самообороны от государства-агрессора (ст. 51 Устава ООН) и по специальному постановлению Совета Безопасности ООН (ст. 42 Устава ООН) к нарушителю в виде исключения может быть применена и вооруженная сила.

М.п. и внутригосударственное право - две разные системы права. Однако они не существуют изолированно друг от друга. Национальные правовые системы влияют на нормообразование в М.п. и в свою очередь ощущают его влияние. В современных условиях общепризнан примат М.п. над внутригосударственным. Это закреплено в ряде конструкций. К примеру, п. 4 ст. 15 Конституции РФ гласит: "Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила.чем предусмотрено законом, то применяются правила международного договора".

М.п. - достижение человеческой цивилизации на определенном этапе ее

развития. Оно служит делу мира, способствует развитию дружеских отношений между государствами. В обозримой перспективе роль и значение М.п. будут возрастать.

Стародубцев Г.С., Бекяшев К.А.

Энциклопедия юриста . 2005 .

Смотреть что такое "МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО" в других словарях:

- (international law) Совокупность юридических норм, признаваемых цивилизованными государствами в качестве руководящего принципа, регулирующего отношения друг с другом и с другими участниками международного права. Представление о том, насколько… … Политология. Словарь.

Международное право - (лат. jus gentium, jus inter gentes; англ. international law; фр. droit des gens) чаще всего это понятие применяется для обозначения международного публичного права как системы юридических принципов и норм, регулирующих отношения между… … Энциклопедия права

Система договорных и обычных норм и принципов, выражающих согласованную волю государств и регулирующих отношения между ними, международными организациями и некоторыми другими субъектами международного права. М. п. как особая система норм не… … Юридический словарь

Финансовый словарь

Международное право - МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРАВО, совокупность юрид. нормъ, опредѣляющихъ отношенія гос тва къ друг. гос твамъ, къ подданнымъ этихъ гос твъ и ко всѣмъ вообще людямъ, какъ членамъ М. союза. Начало груб. силы, ранѣе господствовавшее во взаимн. отношеніяхъ гос… … Военная энциклопедия

Публичное, совокупность юридических принципов и норм, регулирующих отношения между государствами и другими участниками (субъектами) международного общения. Современное международное право содержит общепризнанные и обязательные для всех государств … Современная энциклопедия

Публичное совокупность юридических принципов и норм, регулирующих отношения между государствами и др. участниками (субъектами) международного общения. Современное международное право содержит общепризнанные и обязательные для всех государств… … Большой Энциклопедический словарь

Правовая система договорных и обычных норм и принципов, выражающих согласованную волю государств. Источниками международного права являются международные договоры и международно правовые обычаи. Нормы международного права регулируют отношения… … Словарь бизнес-терминов

Международное право - правовая система договорных и обычных норм и принципов, выражающих согласованную волю государств. Источниками международного права являются международные договоры и международно правовые обычаи. Нормы международного права регулируют отношения… … Бухгалтерская энциклопедия

«Право войны» - это совокупность договорных и обычных юридических норм, применяемых воюющими сторонами в ходе вооружённых конфликтов, регулирующих применение средств и методов ведения вооруженной борьбы, обеспечивающих защиту раненых, больных, военнопленных и гражданского населения, устанавливающих международно-правовую ответственность государств и уголовную ответственность отдельных лиц за их нарушения.

Международные договоры, регулирующие военные конфликты заключались между государствами в различные периоды истории.
Соглашения эти имели целью уменьшить бедствия войны, насколько позволят военные требования, и предназначались служить общим руководством для поведения воюющих сторон в их отношениях друг к другу и к населению, т.е. призваны определить «правила» ведения вооруженной борьбы – «Право войны».

«Право войны» призвано ограничить и облегчить, насколько это возможно, бедствия войны.
«Право войны» согласовывает военную необходимость (ведение вооруженной борьбы) с требованиями гуманности.
Оно проводит границу между тем, что разрешено в вооруженной борьбе, и тем, что запрещено.

По своей природе «Право войны» является обычным правом, т.е. оно базируется на сложившейся практике и обычаях (объявление войны, перемирие, капитуляция).
«Право войны» устанавливает определенные ограничения в отношении ведения военных действий в целом и поведения комбатантов (воин, боец) в бою.
«Право войны» регламентирует также поведение гражданских властей и лиц во время войны, поведение по отношению к различным объектам и лицам во время войны и др.
После двух разрушительных мировых войн нормы «Права войны» были еще раз подтверждены и развиты в Женевской конвенции 1949 г. О защите жертв войны

Необходимо отметить, что традиционно существуют две группы соглашений в рамках «Права войны»:

1) Гаагские конвенции, регулирующие в целом правила боевых действий (ведение боевых действий, понятие оккупации и нейтралитета);

2) Женевские конвенции, содержащие положения: о защите жертв вооруженных конфликтов (военнопленных, раненых, больных, потерпевших кораблекрушение, погибших), о защите гражданского населения, об отношении к лицам, оказывающим помощь жертвам вооруженных конфликтов, в частности к медицинским службам.

Основные Гаагские конвенции датируются 1907 г., Женевские конвенции – 1949 г., Гаагская конвенция о культурных ценностях – 1954 г., дополнительные протоколы к Женевским конвенциям и Конвенция о запрещении использования некоторых видов обычных вооружений соответственно 1977 и 1980 гг.

Необходимо отметить, что сложность современных вооруженных конфликтов неуклонно возрастает.
Но для того чтобы в вооруженной борьбе соблюдать меру человеколюбия и насколько возможно смягчить последствия и бедствия войны, каждый военнослужащий должен знать и стараться соблюдать ряд международных правил поведения в бою.

Рассмотрим некоторые из них.

1. Веди боевые действия только против комбатантов.

2. Нападай только на военные объекты.

3. Щади гражданское население и его имущество. Относись к гражданским лицам с уважением, защищай их от дурного обращения. Помни, что акты мести и взятие заложников запрещены.

4. Не разрушай больше, чем того требует боевая задача.

5. Если комбатанты неприятеля сдаются в плен, пощади их, разоружи их, обеспечь гуманное отношение к ним и их званию, доставь к своему командиру.
(Военнопленные находятся во власти неприятельского правительства, а не отдельных лиц или отрядов, взявших их в плен.
С ними надлежит обращаться человеколюбиво. Все, что принадлежит им лично, за исключением оружия, лошадей и военных бумаг, остается их собственность.
Содержание военнопленных возлагается на правительство, во власти которого они находятся.
Военнопленные подчиняются законам, уставам и распоряжениям, действующим в армии государства, во власти которого они находятся. Всякое неповиновение с их стороны дает право на применение к ним необходимых мер строгости.)

6. Гуманно относись к больным и раненым. Подбери их, окажи им необходимую помощь, защити их, доставь их к своему командиру или в ближайший медицинский пункт.
(Терминами раненые и больные обозначаются лица как военнослужащие, так и гражданские, которые вследствие травмы, болезни или другого физического или психического расстройства или инвалидности нуждаются в медицинской помощи или уходе и которые воздерживаются от каких-либо враждебных действий.)

7. Надо знать и помнить, что международное право предоставляет особую защиту определенным категориям лиц и объектов, которые имеют специальные задачи.

Международным правом на особую защиту пользуются:

1. Военная и гражданская медицинская службы; военный духовный персонал; гражданский духовный персонал (только в составе гражданской медицинской службы и гражданской обороны)
2. Гражданская оборона.
3. Обозначенные культурные ценности под общей защитой.
4. Обозначенные культурные ценности под особой защитой.
5. Установки и сооружения, содержащие опасные силы: плотины, дамбы, атомные электростанции.
6. Белый флаг (флаг перемирия, используемый для переговоров или капитуляции).

1. Относись с уважением к лицам, носящим эти знаки, оберегай обозначенное ими имущество и объекты.
2. Не препятствуй этим лицам в выполнении их обязанностей, если только ты не получил другого приказа.
3. Оставь указанные здания, сооружения, памятники в неприкосновенности. Не входи в них, если только не получил другого приказа.
4. Не мешай передвижению этих автомашин, кораблей, летательных аппаратов. Не пытайся проникнуть а них, если только не получил другого приказа

Запомните! Серьезные нарушения «Права войны» квалифицируются как военные преступления.
В отношении их устанавливаются санкции уголовного характера.

Как серьезные нарушения квалифицируются следующие действия, направленные против людей:
*преднамеренное убийство, пытки, бесчеловечное обращение;
*преднамеренное причинение тяжелых страданий, нанесение ущерба здоровью;
*бесчеловечное и унижающее обращение, сопровождающиеся оскорблением человеческого достоинства;
*взятие заложников и др.

ВЫВОДЫ

1. Для регулирования военных конфликтов существуют международные договоры(Гаагские и Женевские конвенции, Конвенция об использовании некоторых видов вооружения).
2. Каждый военнослужащий должен знать и соблюдать международные правила поведения в бою (в том числе ведение боевых действий только против комбатантов, нападение только на военные объекты, гуманное отношение к мирному населению и военнопленным и др.)
3. Правом на особую защиту пользуются невооруженные представители ряда служб и представители духовного персонала, а также ряд объектов, которые имеют международные отличительные знаки.
4. В отношении военных преступлений (взятие заложников и др.) установленные санкции уголовного характера.

ВОПРОСЫ

1. Что следует понимать под «правом войны»?
2. Какие правила поведения в бою необходимо соблюдать военнослужащим?
3. Каким категориям лиц и объектов международным правом предоставлена особая защита?
4. Какие военные преступления на материале недавних войн и конфликтов вы можете назвать? Обоснуйте свой ответ.

ЗАДАНИЕ

1. Подготовьте сообщение на тему «Военные аспекты международного права, основные понятия и определения».
2. Обоснуйте необходимость соблюдения международных правил поведения в бою.

ТЕКСТ: Учебник «Основы безопасности жизнедеятельности 11 класс» под редакцией А.Т.Смирнова, 2009 год.

В России есть основополагающий закон, главенствующий над всеми остальными правовыми актами в стране, и имя этому закону – Конституция. Ни один закон, принятый в России не может ей противоречить.

Но вот какие в последнее время можно услышать мнения от авторитетных российских политиков или граждан: а что если международные договоры (как имеющие высшую юридическую силу) нарушают интересы России? Таким образом, ущемляется суверенитет России, рассуждают они. Иностранные государства могут заключить договор, а наше государство, присоединившись к такому договору, обязано соблюдать его, даже если он противоречит государственным интересам.

Отсюда они делают вывод о необходимости внесения поправок в статьи Конституции Российской Федерации об исключении статей о приоритетности общепризнанных принципов и норм и международного права, как вступающих в противоречие со статьями о государственном суверенитете России. Заходит речь и о выходе из-под юрисдикции ЕСПЧ.

Все эти мнения основываются на 15 статье Конституции. Часть 4 этой статьи устанавливает следующее: «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора ».

И тут возникает вопрос, где в этой статье утверждается, что Россия обязана соблюдать все международные договоры, соглашения, которые противоречат интересам России? Смоделируем фантастическую ситуацию: международное сообщество внезапно примет по-настоящему антироссийское и спорное решение, например, договор об уничтожении всего ядерного оружия в мире, за исключением американского. Только США будет владеть ядерным оружием и будет гарантом безопасности в мире.

Спрашивается, кто заставит Россию соблюдать этот договор? Прежде чем международный договор станет составной частью российской правовой системы, Российская Федерация должна подписать и ратифицировать его (ратификация подразумевает под собой процедуру одобрения государственными органами РФ соответствующего международного договора). До этих пор Россия имеет полное право не соблюдать положения такого договора, который ущемляет интересы РФ. Подписывать такой договор Россию никто не может заставить.

Что же касается общепризнанных принципов международного права, тот под ними следует понимать основополагающие, императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств, отклонение от которых недопустимо.

К ним, в частности, относятся принцип всеобщего уважения прав человека и принцип добросовестного выполнения международных обязательств.

Под общепризнанной нормой международного права следует также понимать правила поведения, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом в качестве юридически обязательного . Например: нормы , устанавливающие недопущение развязывание войны, совершения актов геноцида.

Все общепризнанные международные нормы и принципы права дополнительно закрепляются в межгосударственных договорах и соглашениях. Например – Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН от 21 декабря 1965 г. N 2131 (XX) закрепляет недопущение нарушения государственного суверенитета и вмешательства во внутренние дела одного государства другими государствами.

Дополнительно в Конституции РФ закреплена гарантия суверенитета российского права и российских законов: «не соответствующие Конституции Российской Федерации международные договоры Российской Федерации не подлежат введению в действие и применению» (пункт 6 статьи 125 Конституции).

Вывод напрашивается следующий – Россия в настоящее время полностью защищена с правовой точки зрения от международных соглашений, которые противоречат ее интересам. Действует очень простое правило – международный договор распространяет свою юридическую силу на территорию РФ только в том случае, если он подписан Российской Федерацией и ратифицирован.

Все спекуляции на тему, что в России имеет место верховенство антироссийских международных договоров, не имеют под собой правового основания. Поскольку Российская Федерация может не подписывать такой договор.

Исключение из Конституции статей о соблюдении Россией международных норм, принципов и договоров, означает исключение России из международных организаций, а граждане России лишатся некоторых средств международной защиты своих прав. Например, если государство не признает юрисдикцию Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), какой смысл гражданам в него обращаться? Ведь государство не будет исполнять решения этого суда.

Более того, государственные органы сами принимают непосредственное участие в одобрении (ратификации) международного договора . Вместе с тем существуют процедуры, которыми может воспользоваться Россия в целях защиты своих прав, а именно: процедура расторжения (денонсации) международных договоров, нарушающих интересы РФ, а также расторжения (аннулирования) международных договоров в одностороннем порядке.

Что касается несправедливых решений ЕСПЧ, то их можно обжаловать или предложить странам-партнерам по Совету Европы изменить регламент ЕСПЧ таким образом, чтобы исключить принятие политически мотивированных решений.

В любом случае с точки зрения интересов граждан кажется разумным искать диалог, предлагать варианты решений и пытаться найти компромиссный вариант решения проблемы прежде, чем выходить из-под юрисдикции ЕСПЧ и из состава Совета Европы.

Точно так же читатель английского Билля о правах 1689 года, еще больше ограничивающего королевские прерогативы, укрепляющего власть парламента и закрепляющего результаты «Славной революции» прежних лет, увидит перед собой совершенно конкретный документ . Он не устанавливает никаких новых принципов. Более того, обе палаты парламента не хотели никаких изменений. Они считали себя приверженцами «существующиx законов и законодательных актов, прав и свобод)). Что придает Великой хартии вольностей и Биллю о правах значимость (а они действительно имеют большое значение), так это традиция, которая закреплялась ими и которая ими же и была создана. Та самая традиция, которая в течение последующих столетий лишь укреплялась и расширялась.

В ходе этого процесса права парламента и подданных страны органично расширялись. Конечно, его нельзя назвать непрерывным или равномерным, однако его движущая сила нарастала со временем из-за того, что он был окружен некой таинственностью и узаконен. Процесс ограничения власти правительства и расширения свобод личности держался на двух столпах - общем праве и правах парламента (на практике - правах Палаты общин). В одни моменты более важным оказывалось первое, в другие - второе. Особенно в ХVII веке, в решающий для развития свободы в Англии период, судебные и политические решения имели единое русло. В самом деле, общий менталитет явно усматривался и в том, и в другом, в немалой мере, наверное, из-за того, что многие выдающиеся судьи были одновременно и политическими мыслителями. Взять хотя бы сэра Эдварда Коука, главного судью, чьи решения неоднократно ставили под сомнение королевские прерогативы. Он был одним из основных разработчиков Петиции о правах в 1628 году. Когда человек уровня Коука заявлял, что не может быть власти превыше… Великой хартии вольностей)), от него исходила такая сила убеждения, которой не обладал ни глава кабинета министров, ни даже король. Поэтому к ХVIII веку Великобритания и приобрела статус самой свободной страны на земле. Но, как показала история, ее свобод оказалось недостаточно для американских колонистов.

По сравнению с законодательными актами и судебными решениями, которыми был отмечен долгий путь Великобритании к парламентской демократии и неоспоримому господству закона, американские аналоги - Декларация независимости (1776), Конституция Соединенных Штатов (1787) и Билль о правах (1789) кажутся более радикальными и амбициозными. В Декларации независимости с ее вызывающе открытым заявлением - «мы считаем само собой разумеющимся, что все люди созданы равными и в равной мере наделены Создателем неотъемлемыми правами..» - наиболее отчетливо слышна идеалистическая, даже утопическая тональность.

Попадаются такие, кто, приняв эти заявления за чистую монету, пытаются применять их без учета контекста, упуская, например, тот факт, что на протяжении долгих лет они уживались с существованием рабства. Честно говоря, даже смелые утверждения Томаса Джефферсона, как и их более прозаичные английские эквиваленты, должны рассматриваться в историческом контексте. Великие документы, определяющие политическую и правовую основу Соединенных Штатов, являются частью традиции, которая была английской и британской, прежде чем стать американской. Восставшие колонисты были полны скорби и негодования, но тем не менее в Декларации независимости они ведут речь о «наших британских собратьях», которые остаются «глухими к голосу справедливости и духовного родства». Дух британского правосудия и питающие его инстинкты еще более очевидны в терминологии американского Билля о правах с его ясными и реально действующими поправками к Конституции США, которые определяют процедуры контроля за федеральными институтами власти.

Таким образом, то, что Уинстон Черчилль назвал концепцией прав человека в англоязычном мире, имеет институциональный контекст и является порождением живой традиции . Эта концепция не способна развиваться в вакууме, и никто до самого последнего времени не мог себе представить, что она может в нем применяться.

Стремление порассуждать отвлеченно о естественных правах, или правах человека, которые возникли раньше конкретных законов и не зависят от них, - тенденция, не проявлявшаяся в Америке вплоть до современной эпохи политкорректности, - было характерно для революционной Европы. Парадоксально, но чем более грандиозными и широкими оказывались замыслы в отношении естественных прав, тем более вероятной была потеря свобод в конце.

Это можно увидеть на примере французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года и ее практических последствий. Документ начинается с удивительного и исторически недостоверного заявления о том, что «незнание, забвение или пренебрежение правами человека являются единственными причинами общественного зла и коррупции в правительстве». Далее мы узнаем, что «свобода заключается в возможности делать все, что не вредит другим. Поэтому осуществление естественного права каждого человека ограничено лишь пределами, которые гарантируют другим членам общества возможность пользоваться тем же правом. Эти пределы могут устанавливаться только законом». Ну а что такое закон? Документ определяет его как выражение общей боли». Возможно, некоторые из тех, кто разрабатывал Декларацию, понимали, какой смысл вкладывается во все это. Однако при прямом толковании очевидно, что приведенные аргументы сами нуждаются в доказательстве, а обоснования до невозможности расплывчаты. Глядя на процесс превращения революционной Франции в кровавую тиранию, оправданную этой доктриной фактически неограниченной центральной власти, становится ясно (особенно на английской стороне Ламанша), что гарантии, которые предоставляют личности обычай, устойчивая традиция и общее право, значительно прочнее «демократических» принципов, применяемых демагогами. Не случайно Эдмунд Берк, отец консерватизма, заметил по поводу естественных прав, что «их абстрактная безупречность на практике оборачивается пороком» . Он был, как всегда, совершенно прав.

Американская и французская декларации оказали такое же влияние на конституции других государств, как и британская модель парламентской демократии и общее право - на политическое устройство бывших колоний. Вместе с тем первые международные конвенции, касающиеся прав человека, появились лишь в середине ХХ века.

В преамбуле Устава ООН (1945 г.) записано:«Мы, народы объединенных наций, преисполнены решимости… вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и ценность человеческой личности, в равноправие мужчин и женщин и в равенство прав больших и малых наций..») Однако основные статьи Устава фактически закрепляют систему, в соответствии с которой суверенные государства, а не международные органы обладают полнотой власти в пределах собственных границ, законные основания для внешнего вмешательства предельно ограничены, а реальный контроль могут осуществлять лишь несколько великих держав. Соседство далеко идущих принципов и предельно ограниченных средств, позволяющих осуществить их, является характерной чертой международных рассуждений о правах человека в прошедший период.

Практически одновременно с Конвенцией о геноциде появился еще один основополагающий документ - Всеобщая декларация прав человека (1948 г.). В ней изложен целый ряд замечательных целей - как общих, так и конкретных, но при внимательном изучении ее текста быстро понимаешь, что понятие «свобода» здесь смешивается с другими вещами - добром, злом и безразличием, которые на деле могут противостоять свободе. Так, Конвенция провозглашает такие «права» как «социальная защищенность» (Статья 22), «право на работу… и защиту от безработицы» (Статья 23), «право на отдых и свободное время» (Статья 24), «право на уровень жизни, адекватный здоровью и благосостоянию [человека] и [его] семьи» и право на «образование», которое, среди прочего, должно «способствовать осуществлению деятельности ООН, направленной на поддержание мира» (Статья 25). И, наконец, «право на социальный и международный порядок, обеспечивающий всеобъемлющую реализацию прав и свобод, предусмотренных в настоящей Декларации» (Статья 28).

Документ, таким образом, есть не что иное, как попытка объять необъятное. Он объявляет массу достойных (как правило) целей «правами» без учета того, что их осуществление зависит от множества обстоятельств и, прежде всего, от готовности одной группы людей принять на себя проблемы другой. Помимо прочего, опасная расплывчатость изложения свидетельствует о трудностях, с которыми столкнулись разработчики, пытаясь обобщить эти цели. Несмотря на эти недостатки, я согласна с профессором Мэри Энн Глендон, которая считает, что «всеобщая декларация сыграла скромную, но не совсем уж незначительную роль в поддержании жизнеспособности духа свободы. За это ей вполне можно немного поаплодировать» .

Сказанное во многом относится и к конвенциям ООН по правам человека, которые появились после Декларации. Эти конвенции затрагивали политические права женщин (1952), расовую дискриминацию (1965), экономические, социальные и культурные права (1966), гражданские и политические права (1966), дискриминацию женщин (1979), пытки (1984) и права ребенка (1989). Чтобы разобраться в том, чего же хотели добиться те, кто разрабатывал и подписывал эти документы, нужна книга, значительно большая по объему, чем эта. Мотивы, несомненно, были смешанными. Ясно одно: люди, ратифицировавшие эти соглашения от имени своих государств, в целом не сознавали, что они тем самым подрывают государственный суверенитет. Скорее всего, в конвенциях виделось пожелание, а не предписание, в противном случае они ни за что бы не допустили такого количества двусмысленностей и противоречий. Для правительств, заключающих договоры, способные практически повлиять на их поведение в собственных странах, туманная терминология, которая использована в названных документах, просто неприемлема. Еще раз повторю: это вовсе не означает, что международная озабоченность проблемой прав человека в ХХ веке была пустой тратой времени, - просто эти документы были ориентированы на международный порядок, предусматривавший существование суверенных государств, правительства которых, в конечном итоге, решали, применять их или нет. Это было, вне всякого сомнения, совершенно разумно. Надеюсь, из написанного здесь ясно следует, что рамки, ограничивающие власть государства, контроль за злоупотреблениями, законные права и гарантии, могут существовать только там, где они находят опору в национальной среде, институтах и обычаях. Конституции должны писаться в сердцах, а не на бумаге.

ГЕНОЦИД И НЮРНБЕРГ

На первый взгляд, очевидным исключением из этого ряда является Конвенция о предупреждении геноцида и наказании за него 1948 года. Этот документ был первой реакцией ООН на массовое уничтожение евреев в Третьем рейхе. Он отличался более узкой, чем можно было ожидать, направленностью, а именно рассматривал лишь случаи намеренного полного или частичного уничтожения групп людей по национальному, этническому, расовому или религиозному признаку. Например, деяния Пол Пота, который уничтожил два миллиона (почти четвертую часть) своих соотечественников в Камбодже в 19751979 годах, не подпадают под эту Конвенцию. Причина в том, что, когда дело дошло до формирования документа, представители Советского Союза не допустили упоминания в нем групп, выделяемых по политическому признаку: Сталин, на руках которого была кровь 20 миллионов советских граждан, уж больно явно подходил под определение. Конвенция, что было необычным, не признавала суверенитета или неприкосновенности и устанавливала, что виновные должны нести кару «независимо от того, являются ли они законными правителями, должностными или частными лицами» (Статья IV).

В этом усматривается простой здравый смысл. из-за того, что геноцид - это преступление, которое может совершаться либо самой властью, либо при ее содействии, обычные процедуры национального судопроизводства вряд ли могут обеспечить гарантированное наказание. Лишь там, где, подобно сегодняшней Руанде, режим, виновный в геноциде, был свергнут, преступники могут быть привлечены к суду.

Таким образом, именно Нюрнбергский процесс является ориентиром при обсуждении преимуществ и недостатков международных уголовных судов, созданных для осуществления правосудия в отношении тех, кто обвиняется в самых ужасных преступлениях. К сожалению, то, что произошло в Нюрнберге, по выражению профессора Джереми Рабкина, «плохо помнится», и в результате из этого делаются неправильные выводы .

На представителей обвинения на Нюрнбергском процессе, несомненно, очень большое влияние оказали свидетельства холокоста. Однако им в большей мере хотелось осудить нацистское руководство за планирование и развязывание «агрессивной войны» а не за «преступления против человечности». Иными словами, на нем главным образом фигурировали обвинения в развязывании войны против суверенных государств, а не в других правонарушениях. В этой связи, как заметил профессор Рабкин, «возникают сомнения, можно ли вообще считать Нюрнбергский процесс "международным» Обвинения выдвигали «соединенные Штаты Америки, Французская республика, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, а также Союз Советских Социалистических Республик», а вовсе не «государства Организации Объединенных Наций», как предполагалось вначале. Нюрнбергский процесс иногда критикуют за то, что он представлял собой «правосудие победителей». Именно им он и был, именно таким он и задумывался. Процесс был организован не нейтральными странами, а державами, которые совместно одержали победу над Германией и «оккупировали ее. Именно последним теперь принадлежала верховная власть.

Почему все это имеет большое значение? Да потому, что те, кто в наше время настаивает на еще большем вмешательстве международного правосудия в дела суверенных государств, не устают ссылаться на Нюрнбергский процесс. А это совершенно неправильно. Процесс состоялся лишь потому, что союзники одержали полную победу над Третьим рейхом, захватили в плен большую часть руководящей верхушки и собрали огромное количество неопровержимых документальных свидетельств.

Я не сомневаюсь в том, что 12 нацистских руководителей, приговоренных к смертной казни за участие в преступлениях, заслуженно понесли наказание. Холокост - величайшее преступление, совершенное когда-либо в отношении группы людей, нации или расы. Однако отношение к процессу, посредством которого эти ужасные личности получили по заслугам, как к суду со всеми его судьями и адвокатами, неоднозначно. Вместе с тем он намного менее неоднозначен, чем готовы допустить современные участники кампаний в поддержку международных трибуналов.

УГОЛОВНЫЕ ТРИБУНАЛЫ В ЮГОСЛАВИИ И РУАНДЕ

Конвенция по геноциду 1948 года предусматривала возможность создания международного трибунала, и в том же году Генеральная Ассамблея ООН назначила Международную законодательную комиссию для изучения «желательности и осуществимости» идеи. По целому ряду серьезных и практических причин из этой затеи ничего не получилось. И хотя такая идея всплывала неоднократно и прежде, толчком к созданию международных трибуналов стали случаи геноцида в бывшей Югославии и Руанде. Конфликту в бывшей Югославии и урокам, вытекающим из него, я посвящаю следующую главу. Здесь же хочу привлечь внимание наиболее влиятельных государств, и прежде всего западных, к очень веским аргументам в пользу создания трибуналов для разбирательств, связанных с этими двумя кризисами, которые не обязательно должны найти более широкое применение и в которых ни в коей мере не следует видеть подтверждение желательности создания международного уголовного суда.

Учреждение трибунала по бывшей Югославии (Резолюция СБ ООН 827 от 25 мая 1993 г.) и трибунала по Руанде (Резолюция СБ ООН 955 от 8 ноября 1994 г.) является признанием поражения Запада и более широкого международного сообщества. В странах бывшей Югославии - Словении, Хорватии и Боснии - Слободан Милошевич и его приближенные с помощью югославской армии и полувоенных банд сербских экстремистов вели войну против несербского населения. Делалось это настолько варварки и с таким бесстыдством, прямо под носом у Запада, что Европа и Америка должны были прекрасно все видеть. Тем не менее, по причинам, которые необходимо анализировать более тщательно в другом контексте, Милошевичу все сходило с рук. Более того, в какие-то моменты он получал то, что в Белграде воспринималось как «зеленый свет» продолжению начатого. В результате неправильных решений, принятых в самом начале конфликта в 1991 году, и упорных попыток разделить вину между жертвой и агрессором поровну величайшей державе мира, Америке, пришлось перед лицом нарастающего ужаса искать поддержки по всему миру. С приходом в Белый дом новой, более склонной к интернационализму, администрации, примерно совпавшим с пиком резни в Боснии, где, по оценкам, погибло около 200 тысяч человек, американцы стали активно проталкивать идею создания специального трибунала для осуждения виновных.

Я приветствую это решение, однако, честно говоря, хотела бы, чтобы такая политика проводилась с самого начала. С учетом прежних ошибок и ввиду слабости международного начала трибунал - самое лучшее, на что можно рассчитывать. Он является свидетельством долгожданной решимости прекратить кровопролитие. Тогдашний представитель США в ООН Мадлен Олбрайт приветствовала решение учредить трибунал словами: «Вновь восторжествовали принципы Нюрнберга. Мысль о том, что все мы несем ответственность по международному закону, возможно, теперь останется в коллективной памяти».

Подобная риторическая пышность была явно излишней. Я не считаю, что «все мы несем ответственность по международному закону» и уж точно не верю в то, что именно поэтому мы создаем специальные трибуналы для осуждения тех, кто виновен в геноциде.

Создание трибунала по Руанде также стало следствием провала усилий Запада и международного сообщества. Не могу сказать, что здесь я предвидела развитие событий лучше других. Однако наверняка существовали эксперты по межплеменной вражде в этой части Африки, которые должны были знать, что назревает. Этнические группы хуту и тутси периодически убивали друг друга на протяжении последнего полувека.

Тутси составляют меньшинство населения как в Руанде, так и в соседней Бурунди. В последней они тем не менее находятся у власти. Господствовали они и в Руанде, когда та была бельгийской колонией. В 1959 году хуту перебили значительную часть тутси с тем, чтобы обеспечить себе власть при получении независимости, которая была предоставлена в 1962 году. Они добились своего, но исход тутси заронил семена повстанческого движения, члены которого почти три десятилетия осуществляли вылазки с территории Уганды.

После долгих лет вооруженной борьбы все же удалось договориться о мире и разделении власти между племенами. Однако большая и влиятельная группировка экстремистски настроенных хуту осталась на непримиримых позициях. После того как 6 апреля 1994 года был сбит самолет президента Руанды, хуту по происхождению, что было, по всей видимости, делом рук экстремистов, в стране началось осуществление хорошо спланированного геноцида. Около 800 тысяч тутси были уничтожены самым жестоким и ужасным образом. В том же году правительство хуту было свергнуто вооруженными силами тутси, которые очень быстро привлекли к ответственности тех, кто был виновен в случившемся. Большинству экстремистов хуту все же удалось спастись бегством, а противоборство местного уровня стало все больше превращаться в часть более масштабной борьбы, которую в настоящее время ведут друг с другом различные африканские племена и государства на территории Демократической Республики Конго (бывшего Заира), заключая краткосрочные альянсы.

Как и на Балканах, взаимоотношения народов Центральной и Восточной Африки способны поставить в тупик даже самого внимательного эксперта, занимающегося проблемой международных отношений. Но, подобно Балканам, и здесь существуют определенные константы и основополагающие моменты, которые следует знать. Чтобы внешние воздействия были эффективными, их следует реализовывать на возможно более ранней стадии. А если внешняя сила, имеющая наибольшее влияние в регионе, не займет чьих-либо сторону (как на Балканах) или окажется не на той стороне (как в Руанде), результаты могут быть катастрофическими.

В Руанде с проблемами лучше всего может справиться Франция. У нее остались сильные связи с франкоязычным правительством хуту. Именно она вооружала и обучала армию хуту - по некоторым данным, чуть ли не до самого последнего дня. Когда французы в июне 1994 года ввели в страну свои войска, они прежде всего дали возможность потерпевшим поражение вооруженным экстремистам хуту укрыться на территории Конго. На этом фоне ошибки, неправильные выводы, медлительность, а иногда и сомнительные побуждения великих держав привели к катастрофе, последним средством предотвращения которой (как и в бывшей Югославии) является специальный трибунал.

Не стоит порицать судей и прочий персонал этих двух тесно взаимосвязанных трибуналов за то, что результаты их деятельности нередко вызывали разочарование. Если одной из целей учреждения трибунала по бывшей Югославии было предотвращение новых злодеяний, то она определенно не была достигнута. Печально известное избиение мусульман в боснийском городе Сребренице в июле 1995 года произошло почти через два года после начала работы трибунала. Лишь после того как сербские вооруженные силы понесли тяжелые потери, а западные государства фактически установили контроль над Боснией, петля, наброшенная на военных преступников, начала затягиваться. Лишь после нового поражения сербских вооруженных сил в Косово в 1999 году сербы восстали против Милошевича, отстранили его от власти, посадили в тюрьму, а затем доставили в Гаагу. В то время как я пишу эти строки, целый ряд самых отъявленных негодяев все еще гуляет на свободе. Иными словами, эффективность суда в значительной мере зависит от неподконтрольных ему процессов и, в особенности, от исхода военного конфликта. Суд приобретает смысл только в том случае, если его решения проводятся в жизнь с помощью силы - нередко силы британской армии.

Нельзя говорить и о том, что деятельность трибунала предлагает идеальную модель для более широкой правоприменительной практики. И вновь причина здесь не в недостатке честности и профессионализма участников. Как и в Нюрнберге, трибуналы по бывшей Югославии и Руанде руководствуются правилами, которые совершенно неприемлемы в обычном британском или американском суде. Правосудие такого рода в исключительных условиях, например в условиях послевоенной Германии, Югославии и Руанды, несомненно, лучше, чем полное отсутствие такового. Вместе с тем из опыта его применения вовсе не следует, что международные судебные системы по самой своей природе лучше национальных, - отнюдь нет.

Как и в Югославии, трибунал по Руанде начал раскачиваться с большим трудом. Прошло четыре года, прежде чем он смог вынести свой первый приговор. Такая задержка, по-видимому, является следствием целого букета административных ограничений (город Аруша в Танзании - не лучшее место для работы международного трибунала) и помех. Как и в Югославии, число приговоров, вынесенных трибуналом по Руанде, с тех пор значительно выросло. Несмотря на то что в результате работы трибунала более 40 человек было арестовано, а восемь - осуждено, большинство слушаний проходит в местных судах в Руанде. Там под стражей содержится более 120 тысяч человек, осуждено две тысячи человек, а 300 человек приговорены к смертной казни. Поскольку бои между тутси и хуту продолжаются в Конго и других местах, эти судебные разбирательства следует рассматривать, перефразируя Клаузевица, как продолжение войны другими средствами . Но тогда может ли международное правосудие быть чем-то иным, кроме как «правосудием победителей»?

ГИПОТЕТИЧЕСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ УГОЛОВНЫЙ СУД

Ответ на этот вопрос может быть утвердительным, но только в том случае, если у Соединенных Штатов и их союзников хватит безрассудства, чтобы отказаться от влияния на судебные решения и персонал в пользу гипотетического международного уголовного суда в Гааге. Предложение подчиниться такому невыборному, неподотчетному и практически наверняка враждебному органу, как тот, что предлагается создать, не может выглядеть в глазах победителей в холодной войне» иначе как насмешкой. К счастью, приход в Белый дом президента Джорджа У. Буша вселяет уверенность в том, что подобное никогда не произойдет. Я надеюсь, что администрация Буша займет ту же позицию, что и один из наиболее ярых критиков идеи суда, а именно позицию «трех нет». Нет - финансовой поддержке, прямой или косвенной. нет - сотрудничеству. Нет - дальнейшим переговорам с другими правительствами по вопросу «совершенствования» Статута . Остальные государства не должны сомневаться в том, что поддержка действий суда, которые наносят ущерб интересам Америки или ее персоналу, незамедлительно отразится на их взаимоотношениях с США.

А действия эти могут оказаться неправильными, даже ужасными, если согласиться с видением задач международного уголовного суда, предложенным Генеральным секретарем ООН. Кофи Аннан полагает, что:

В перспективе международный уголовный суд должен обеспечить всеобщее правосудие. Видение такой перспективы дает простую и возвышенную надежду… Только тогда невинные жертвы далеких войн и конфликтов будут знать, что они тоже могут спокойно спать под защитой правосудия; что они тоже имеют права и что те, кто нарушает эти права, понесут наказание .

«Видение) г-на Аннана скорее всего обернется кошмаром, и тому есть целый ряд веских причин. Во-первых, на практике суд, скорее всего, будет заниматься преследованием военнослужащих или политиков в целом законопослушных стран, а не государств-изгоев, которые просто не будут признавать его. Действительно, очень легко представить себе судебное преследование представителей Запада, для того чтобы обеспечить «баланс».

Второй неизбежный недостаток предлагаемого суда состоит в том, что для глобального судебного института потребуется глобальная полиция и хотя бы зачаточное глобальное правительство, которые будут обеспечивать реальное исполнение судебных решений. Именно поэтому проект находит такую поддержку среди сторонников того, что сегодня называют «глобальным управлением». Эти же самые энтузиасты также, что совершенно неудивительно, явно не испытывают энтузиазма по поводу нынешней униполярной международной системы с Соединенными Штатами во главе. Они видят в новом суде возможность заставить американскую сверхдержаву и ее союзников отчитываться в своих действиях перед «судом» международного мнения. Столь примитивная антиамериканская направленность даже не маскируется. Когда Соединенные Штаты вместе с Израилем, Китаем, Ливией, Алжиром, Йеменом и Катаром остались в меньшинстве при голосовании в Риме по проекту устава суда (7 голосов против 120), в зале, как говорят, раздались бурные и продолжительные аплодисменты. Так активисты движения в защиту прав человека и иностранные дипломаты выразили свою радость при виде унижения Америки .

И все же это вовсе не означает, что последнее слово останется за сторонниками идеи международного суда. Фундаментальная проблема никуда не исчезает: в мире нет такого средства принуждения, которое смогло бы преодолеть противодействие суверенных государств, не говоря уже о сверхдержавах, решениям суда. Более того, отсутствие инструментов невозможно преодолеть с помощью еще одной грандиозной конференции, на которой верховодят сторонники глобального управления, и создания новых международных институтов. Отсутствие глобальной полиции и глобальных армий лишь отражает тот факт, что подобные структуры не вписываются в систему демократической законности. Глобального правительства не существует потому, что нет глобального «государства» нет глобальной политической индивидуальности, нет глобального общественного мнения. Таким образом, реализовать пожелания Генерального секретаря ООН (без всякого сомнения, искренние) можно только в одном случае: как ни парадоксально, для этого нужно подавить демократические инстинкты, не поддаваться демократическому давлению и полностью лишить демократию реального смысла.

Третья причина, по которой международный уголовный суд не может принести ничего, кроме проблем, заключается в том, что с увеличением своей эффективности он будет ограничивать возможности вмешательства Запада в чьих-либо дела. Администрация Клинтона допустила в дискуссии серьезный промах: она сначала поддержала принцип, а затем выступила против практики. Иными словами, расхвалив достоинства международного правосудия, США испугались - в какой-то мере из-за своевременного предупреждения сенатора Джесси Хелмса - и попытались ограничить возможности судебного преследования американских военнослужащих. Делегация США стала добиваться включения условия, предусматривающего обращение к Совету Безопасности ООН до того, как суд сможет приступить к расследованию конкретного конфликта. Это позволило бы Америке воспользоваться правом вето, хотя, надо думать, давление на нее в любом случае было бы значительным. Так или иначе, но другие делегации в Риме не были готовы принять такое условие. Таким образом, Америка оказалась в изоляции .

Подобное развитие событий чрезвычайно опасно. Любое более или менее серьезное международное вмешательство обречено на неудачу без прямого или косвенного участия США. Однако если американским политикам, официальным представителям или военнослужащим будет грозить арест или судебное преследование, Соединенные Штаты вряд ли захотят участвовать в операциях по предотвращению агрессии или геноцида. Поэтому деятельность суда может привести к тому, что число (пользуясь словами Генерального секретаря ООН) «невинных жертв далеких войн и конфликтов», находящихся под защитой правосудия, уменьшится, а не возрастет.

Что действительно удивляет, так это позиция Великобритании, которая находится в авангарде всего этого. Учитывая антиамериканский уклон суда и то, что Соединенные Штаты по прежнему внушают страх своим противникам, действия последних, по крайней мере в первый момент, скорее всего, будут направлены против государства, которое считается ближайшим союзником Америки. В числе первых здесь стоит Израиль, поскольку израильтяне полностью сознают смысл происходящего и, следовательно, противятся созданию суда. Однако на втором месте находится Великобритания. Робин Кук, находившийся в тот момент на посту министра иностранных дел Великобритании, отнесся к подобным разговорам крайне легкомысленно. «Этот суд, - заявил он в программе Бибиси «Ньюснайт» - создается не для того, чтобы расследовать деятельность премьер-министров Соединенного Королевства или президентов Соединенных Штатов» . Он, без сомнения, сделал бы исключение и для министров иностранных дел.

Такая самоуверенность, однако, может выйти гну Куку боком. Статья VIII, например, среди «военных преступлений» подпадающих под юрисдикцию суда, называет «агрессивные действия в отношении гражданского населения» и «агрессивные действия в отношении гражданских объектов». На месте гна Клинтона, Блэра, их советников и подчиненных я бы не поручилась за то, что ни одно из действий, предпринятых в ходе военных операций против Саддами Хусейна, Слободана Милошевича или Усамы бен Ладена, не дает повода для обвинений по вышеназванным основаниям. Поскольку, на мой взгляд, действия Запада против всех этих преступников полностью оправданны, меня очень тревожит возможность судебных интриг .

И последнее, почему я возражаю против создания международного уголовного суда, заключается в том, что он - всего лишь новейшее, хотя и очень яркое, проявление старой моды на интернационализацию правосудия на основе так называемого «обычного международного права» неизбежно ведущего к несправедливости. Задумаемся над тем, что произошло за последние годы. Джереми Рабкин замечает по этому поводу:

Освобожденному от традиционных якорей международному праву больше не нужна реальная практика… Международный закон о правах человека является продуктом не судебной практики, а международной конференции. Для его принятия достаточно лишь абстрактного провозглашения. К тому же это не обязательно должен делать высший государственный орган. Просто берутся высказывания дипломатов на конференциях, которые кажутся весомыми, затем они препарируются толкователями так, чтобы придать им еще больший вес… Быстро вырастает словесная конструкция, которую начинают считать элементом «обычного международного законодательства» .

Таким способом невозможно создать какой-либо закон. Это прямая дорога к недоразумениям, это неограниченные возможности для трактовки и необъективности. Именно это нам и принесет Международный уголовный суд, если мы не откажемся от идеи его создания. Тому, кто считает, что я преувеличиваю, рекомендую поразмыслить над делом сенатора Аугусто Пиночета Угарте, которому я отдала массу времени и сил на протяжении более чем пятисот дней, пока тот находился под арестом в Великобритании.

ДЕЛО ПРОТИВ ПИНОЧЕТА

Наша первая встреча с генералом Пиночетом произошла уже после того, как он оставил пост президента Чили, однако косвенно мы стали соприкасаться задолго до этого, еще в 1982 году во время Фолклендской войны. Тогда Чили предоставляли нам жизненно важную помощь, без которой, я уверена, наши потери были бы значительно серьезнее.

Наибольшее значение имела разведывательная информация. Чилийские ВВС обеспечивали нам раннее предупреждение о воздушных налетах ВВС Аргентины. Лишь позже я узнала об одной печальной детали. Незадолго до окончания конфликта чилийскую радиолокационную станцию дальнего обнаружения пришлось отключить на сутки для технического обслуживания, все сроки которого давно прошли. Последствия были трагическими. В тот же день, во вторник 8 июня, аргентинские ВВС успешно атаковали и уничтожили десантные корабли Sir Galahad и Sir Tristram, что привело к тяжелым потерям.

Помощь британской армии осуществлялась по секретному распоряжению президента Пиночета. Конечно, чилийцы делали это не просто из-за традиционной симпатии к Великобритании, которая, надо заметить, действительно существовала и продолжает существовать. Аргентина, более сильный сосед Чили, в то время угрожала и им, поэтому в случае победы Великобритании выигрывала и чилийская военная хунта. Принимая решение об оказании помощи, президент Пиночет, однако, сильно рисковал: в конце концов, мы ведь могли и проиграть войну.

Моя признательность чилийскому президенту и стране в целом, несомненно, повлияла на мое поведение впоследствии, когда экс-президент Пиночет оказался в сложном положении. Мною, однако, двигали не только эмоции. В интересах страны необходимо сохранять верность своим союзникам. Государства в этом отношении очень похожи на людей. Если у вас репутация человека, который рассчитывает на доброжелательное отношение других, но не отвечает на него взаимностью, то доброжелательность иссякает. Держава средней величины с глобальными интересами, такая как Великобритания, особенно нуждается в добром отношении со стороны союзников в каждом регионе. Неопределенность намерений Аргентины в отношении Фолклендских островов, сохранявшаяся длительное время, наглядно подтверждает этот факт.

Пожалуй, стоит развеять еще одно заблуждение насчет моего отношения к сенатору (каковым он является в настоящий момент) Пиночету. Иногда говорят, что я отношусь безразлично к нарушениям прав человека, в которых обвиняют Пиночета, и поддерживаю его просто потому, что он много сделал для Великобритании во время Фолклендской войны. Не знаю, как бы я себя чувствовала, если бы считала, что он виноват в многочисленных преступлениях. На мой взгляд, его арест был ошибкой из-за того, как он был осуществлен, из-за того, как это сказалось на Великобритании и Чили, из-за того, что мы получили опасный прецедент. Так или иначе, меня никогда не мучила проблема выбора, поскольку, с одной стороны, я не уверена во всех обвинениях, а с другой - убеждена в том, что в результате действий генерала Пиночета Чили превратилась в ту свободную и процветающую страну, которую мы видим сегодня.

В рамках этой книги нет места для углубленного изучения деталей того, что происходило в Чили в 70х и 80x годах. Однако я вполне могу привести основные моменты из моего выступления на закрытой конференции Консервативной партии в Блэкпуле в среду 6 октября 1999 года. Суть обвинений в адрес генерала Пиночета я тогда выразила одной фразой: «Левые никак не могут простить Пиночету того, что он, совершенно определенно, спас Чили и помог спасти Южную Америку».

Кроме того, я попыталась беспристрастно проанализировать свидетельские показания, с тем чтобы создать по возможности более или менее связную картину - к моменту моего выступления я изучила множество деталей. Как открыто признал сам генерал Пиночет, во время военного переворота в сентябре 1973 года действительно имели место жестокости. Они случались и впоследствии. Мера ответственности за случившееся все же может быть установлена лишь в Чили, а не в Великобритании. Хотя Пиночет (с другими членами военной хунты) и находился во главе политического руководства, существует большая разница между политической и уголовной ответственностью, на которую просто не обращают внимания. Глава правительства должен нести значительную долю политической ответственности за все, что бы ни случилось, пока он находится у власти. Но это вовсе не означает, что он должен нести и уголовную ответственность за все, что делается с его санкции или без таковой, с его ведома или нет. Противоположная позиция, подчеркнула я в Блэкпуле, предполагает, что нынешний британский премьер-министр и министр внутренних дел должны нести уголовную ответственность за происходящее в тюрьмах и полицейских участках всего Соединенного Королевства и при необходимости могут быть выданы Испании, где будут держать за это ответ.

На самом деле, несмотря на наличие судебных атрибутов, процесс против сенатора Пиночета в Великобритании был политическим. Именно поэтому он требовал, как минимум отчасти, политического ответа. Я напомнила присутствующим о реальных и удивительных достижениях правительства Пиночета, которое превратило Чили из страны хаотичного коллективизма в образцовое для Латинской Америки экономически развитое государство с приличным жильем для граждан, хорошим медицинским обслуживанием, низкой детской смертностью, растущей продолжительностью жизни и эффективными программами борьбы с бедностью. В качестве противовеса разговорам о «диктатуре» Пиночета я привела тот факт, что именно он ввел конституцию, обеспечившую возврат демократии; именно он провел референдум по вопросу своего дальнейшего пребывания у власти; именно он, чуть-чуть уступив по количеству набранных голосов, с уважением отнесся к результату и передал власть избранному преемнику .

Эти доводы в пользу положительной оценки деятельности президента Пиночета я считаю убедительными. Не менее убедительны и доводы, лежащие в основе отрицательной оценки отношения к нему в Великобритании с политической и юридической точек зрения.

Из наиболее заметных моментов этого исключительного и позорного дела, моментов, которые имеют зловещий смысл для будущего, я приведу следующие:

1. Сенатор Пиночет прибыл в Великобританию по дипломатическому паспорту как специальный представитель своей страны.

2. Никто вплоть до момента ареста в лондонской клинике около полуночи в пятницу 16 октября 1998 года ни словом не обмолвился о той опасности, которая ему грозила; более того, Министерство иностранных дел сознательно ввело чилийское посольство в заблуждение насчет предстоящего ареста.

3. Ордер, по которому арестовали сенатора Пиночета, был, как позднее подтвердил суд, незаконным. По этому ордеру его незаконно держали под арестом шесть дней.

4. Британская служба уголовного преследования тем временем сотрудничала с испанской прокуратурой, которая выдала первый ордер на арест, с тем чтобы получить новый.

5. Испанская прокуратура первоначально выдвинула настолько абсурдное обвинение против сенатора Пиночета, что от него пришлось быстро отказаться. Пиночета, в частности, обвинили в «геноциде».

6. Британский окружной суд единодушно определил, что сенатор, как бывший руководитель государства, пользуется иммунитетом. Однако при рассмотрении апелляции лорды-судьи подавляющим числом голосов постановили, что у него нет никакого иммунитета. Когда один из этих судей не смог подтвердить отсутствие своей заинтересованности в исходе дела, впервые в истории решение лордов было аннулировано. Во время повторного рассмотрения дела лорды-судьи пришли к совершенно другому выводу: они решили, что у сенатора Пиночета действительно был иммунитет, но только до момента принятия Великобританией в 1988 году Конвенции по предупреждению пыток.

7. Это решение, наделившее Конвенцию новым качеством, которого прежде у нее не было, а именно правом отменять суверенный иммунитет, оставило лишь одно из выдвинутых против сенатора Пиночета обвинений, приемлемое для британской прокуратуры, - нет, не применение пыток (как можно было подумать), а жестокость со стороны полиции.

8. Чтобы не останавливаться на полпути, испанская прокуратура почти сразу же отправила в Великобританию факсом дополнительные обвинения, предоставленные «правозащитными» организациями, изучать которые в деталях у Пиночета не было ни времени, ни желания.

9. Ни на одном этапе судопроизводства британские суды не рассматривали свидетельские показания и не предоставляли слова сенатору Пиночету, поскольку в соответствии с положениями Закона об экстрадиции 1989 года, который был введен в британское законодательство на основании Европейской конвенции по экстрадиции, слушание дела могло проводиться только в Испании.

10. Вероятность беспристрастного рассмотрения дела сенатора в Испании была минимальной, в немалой мере и за того, что многим из тех, кто мог свидетельствовать в его пользу, на территории Испании грозил арест. После принятия лордами судьями решения от 24 марта 1999 года ни одно из обвинений, по которым сенатор Пиночет подлежал экстрадиции в Испанию, не было связано с испанцами. Все вменяемые ему преступления совершались чилийцами против чилийцев на территории Чили. Тем не менее испанский суд настаивал на «подведомственности)) ему этих правонарушений.

Как известно, в результате напряжения, обусловленного арестом, состояние здоровья Пиночета ухудшилось. Накануне ареста он побывал в гостях у меня дома. Позже я два раза навещала его в небольшом арендованном доме в поместье Уэнтуорт неподалеку от Лондона. Пиночет находился под усиленной охраной, и первое время ему даже не разрешалось выходить на лужайку перед домом. Поэтому я могу с полным основанием говорить о том, как отразилось на нем это испытание.

Должна также отметить, что никогда раньше я не видела его таким ожесточенным. Он обвинял во всем лейбористское правительство Великобритании, однако неизменно добавлял, что о государстве нельзя судить по его политикам. Его поведение было очень достойным.

Поскольку сенатор Пиночет по состоянию здоровья не мог предстать перед судом, ему в конце концов позволили вернуться в Чили. Когда чилийский самолет уже стоял на взлетной полосе, я привезла Пиночету в подарок серебряное блюдо с изображением разгрома испанской армады. Понятно, что чилийцы намного лучше знают собственную историю сражений с Испанией, чем нашу, поэтому я приложила к подарку записку с пояснением. В ней было написано следующее:

Надеюсь, что к тому моменту, когда Вы будете читать это письмо, Ваш самолет будет уже на пути к Чили. Ваш арест в Великобритании - величайшая несправедливость, которая никогда не должна была случиться. С Вашим возвращением в Чили попытки Испании вернуться к судебному колониализму получат решительный и, уверена, окончательный отпор. В ознаменование этого посылаю Вам серебряное блюдо с изображением разгрома испанской армады. Такие блюда стали делать в Англии в честь другой победы над Испанией - победы нашего флота над испанской армадой в 1588 году. Не сомневаюсь, что Вы оцените этот символ по достоинству!

Меня позабавило то, что испанцы, которые все еще страдают от комплекса неполноценности по поводу армады, пришли в ярость от моего подарка, а министра иностранных дел Испании чуть не хватил удар. Я, очевидно, попала в точку.

В Чили сенатор Пиночет еще какое-то время подвергался, на мой взгляд, больше политическому, чем судебному преследованию, хотя я и не могу судить об истинном положении вещей. Надеюсь, здравый смысл и сострадание к настоящему моменту взяли верх. Несмотря на темные стороны тех лет, чилийцы должны благодарить сенатора Пиночета за многое. И мне кажется, что большинство из них знает об этом.

Активисты движения в защиту прав человека и политики левого толка правы в одном: дело против Пиночета будет иметь очень широкие последствия. Первые его результаты уже видны. Достаточно посмотреть на то, как участились попытки использовать механизм международного правосудия для создания угроз или помех действующим и бывшим государственным деятелям .

Мы фактически вошли в эру ниспровержения того базиса, на основе которого национальные государства традиционно вели свои дела. Постоянным нападкам на концепцию суверенного иммунитета может радоваться лишь тот, кто уверен, что никогда не окажется на месте высших должных лиц государства и ему не придется исполнять приказы государства в критической ситуации. Лидерам групп поддержки следовало бы запомнить, что по сути своей суверенный иммунитет направлен не на то, чтобы защищать государственных деятелей, совершивших серьезные преступления; он ограждает тех, кто санкционирует или осуществляет спорные действия, от политически инспирированных обвинений в судах недружественных иностранных государств. В результате отмены или ослабления такого иммунитета руководители станут с большой неохотой идти на трудные решения, особенно те, которые вызывают ярость организованного международного левого движения. Конвенция по предупреждению пыток, положения которой были истолкованы государственными обвинителями и судьями таким образом, чтобы они позволили арестовать сенатора Пиночета, может быть с успехом использована и во многих других случаях. В 1999 году организация «Международная амнистия» заявила, например, что пытки или жестокости со стороны служб безопасности, полиции и других органов государства отмечались в 132 странах, включая Францию, Испанию и Бельгию .

Не меньше беспокоит и то, что дело против Пиночета продемонстрировало, насколько беспринципными становятся судебные и политические структуры при появлении возможности использовать международное право в своих целях. Конечно, эти люди видят себя совсем в ином свете. Они полагают, что борются за улучшение мира. Именно это и делает их столь опасными. Энтузиасты левого толка легко отказываются от осуществления надлежащих процедур и от базовых понятий справедливости, когда считают, что это сойдет им с рук. С их точки зрения, результат всегда оправдывает средства. Так действовали их предшественники, которые создали Гулаг.

Нам нужно действовать срочно, если мы не хотим допустить полного разрушения того, что традиционно считалось законностью. Мы должны доказывать, начиная с самых основ, преимущество национального правосудия перед международным.

В Великобритании нам необходимо сделать следующее:

Изменить закон об экстрадиции таким образом, чтобы, используя слова американской конституции, «полное доверие и уважение» не распространялось автоматически на запросы судов таких стран (как, например, Испания в случае с делом против сенатора Пиночета), где беспристрастное разбирательство не может быть гарантировано ;

Тщательно продумать и принять закон о суверенном иммунитете и исходить из него, а не из решения судей, опирающихся на туманное обычное международное право;

В свете судебных решений о применении Конвенции по предупреждению пыток выяснить, какие еще международные конвенции могут создавать неприемлемые риски в процессе ведения наших дел.

Полностью отказаться от взаимоотношений с Международным уголовным судом и оказать максимальное давление на остальных, с тем чтобы и они поступили так же;

Использовать все свое влияние, для того чтобы не допустить новых попыток урезать суверенный иммунитет или распространить всеобщую юрисдикцию на вопросы, которые должны решаться демократическим путем и национальными судами.

ЕВРОПА И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Думаю, не стоит удивляться тому, что в значительной мере дело Пиночета обязано своими осложнениями Европе, а конкретнее - Европейской конвенции об экстрадиции. Я занимала пост премьер-министра, когда был принят Закон об экстрадиции 1989 года. Его принятие должно было позволить Великобритании ратифицировать Конвенцию. Это предполагало отказ от положения, в соответствии с которым государство, обратившееся с просьбой об экстрадиции, должно было предоставить «достаточные доказательства» т. е. предъявить улики, минимально необходимые для возбуждения дела против подозреваемого, если бы вменяемое ему преступление было совершено в Соединенном Королевстве. Пойти на такое решение пришлось под давлением со стороны других европейских государств, которым, как утверждалось, добиваться экстрадиции мешали технические сложности соблюдения правила «достаточных доказательств» а это, в свою очередь, означало, что и мы не могли рассчитывать на их сотрудничество в случае обращения с просьбой о выдаче подозреваемых британскому правосудию. Как я уже отмечала, сегодня совершенно ясно: надеяться на то, что суды всех европейских стран примут наши стандарты, было ошибкой.

Вместе с тем нужно учитывать не только европейский аспект. Европейская конвенция об экстрадиции 1957 года была инициативой Совета Европы, а не Европейского союза. Поэтому вместо «еще более сплоченного союза» как сказано в Римского договоре, в преамбуле Конвенции мы находим гораздо менее амбициозную задачу «усиления единства между членами [Совета]». Так или иначе, сегодня институты и Совета Европы, и Европейского союза имеют в значительной мере схожую повестку дня, а это - наступление наднационализма на национальный суверенитет. Как следствие, есть все основания связать в одно целое две последние «европейский» инициативы, которые выдвинуло нынешнее британское правительство.

Первая - это включение положений Европейской конвенции о защите прав человека в британское законодательство через принятие Закона о правах человека. Европейская конвенция о защите прав человека 1950 года обязывала государства континентальной Европы уважать права человека, что в Соединенных Штатах и Великобритании считалось само собой разумеющимся на протяжении столетий. Этот факт, о котором британские политики в то время и впоследствии дипломатично умалчивали, обязательно следует учитывать при анализе воздействия Европейской конвенции о защите прав человека на британское законодательство. Некое новое фундаментальное декларирование прав понадобилось лишь потому, что закрепленные на бумаге конституции европейских стран оказались неспособными гарантировать свободы личности столь же эффективно, как и неписаная конституция Соединенного Королевства. В том, что Великобритания решила включить Европейскую конвенцию о защите прав человека в свое национальное законодательство и, таким образом, впервые дать нам нечто, равносильное писаной конституции, видится глубокая ирония. Кроме того, это свидетельствует о путанице в мыслях.

И в Соединенных Штатах, и в государствах материковой Европы писаные конституции обладают одним серьезным недостатком. Они оставляют возможность судьям принимать решения, которые в норме должны приниматься демократически избранными политиками. Как минимум, это ведет к неопределенности границ действия законодательства. В худшем варианте это может привести к тому, что судьи начнут выполнять функции верховной власти. При этом политизация правосудия становится почти неизбежной. В конце концов политики, как, например, в Соединенных Штатах, добиваются права утверждать или отвергать кандидатуры судей, которые обладают столь огромной властью. Действительно, как только политизация правосудия достигнет определенного уровня, появляется необходимость политического утверждения, которое в определенной мере возвращает власть обратно в руки представителей народа. Поскольку я предпочитаю традиционную британскую процедуру назначения судей вместе с традиционными ограничениями судебной власти, на мой взгляд, включение Европейской конвенции о защите прав человека в наше законодательство окажется серьезной ошибкой.

Нельзя сбрасывать со счетов и собственные недостатки Конвенции. Утверждение о том, что сам подход континентальных европейцев к правам и законам кардинально отличается от нашего, - вовсе не ура-патриотизм. В процессе развития свободы в Великобритании на возможности правительства использовать принуждение были наложены четкие ограничения: мы можем делать все, что прямо не запрещено законом. В европейском же понимании под правами обычно подразумеваются так называемые «реальные» права, гарантированные государством.

Европейские судьи также намного более склонны к широкому толкованию законодательных актов и выводам, которые идут вразрез с намерениями законодателей и тех, кто их выбрал. В последние годы - т. е. еще до изменения британского законодательства - Европейский суд по правам человека (который слушает дела о нарушениях Конвенции) нередко принимал такие решения, которые с точки зрения многих в Великобритании были невразумительными или просто неправильными. Например, в 1995 году суд постановил, что британские специальные подразделения в 1988 году (когда я была премьер-министром) нарушили права террористов из ИРА, так как те были убиты до того, как успели совершить задуманный ими террористический акт в Гибралтаре.

В 1996 году суд решил, что министр внутренних дел, наделенный властью парламентским актом, не имеет права определять, как долго несовершеннолетние преступники, задержанные «до тех пор, пока будет угодно Ее Величеству» , могут содержаться в тюрьме. В 1999 году суд вынес постановление против давнего запрета на службу гомосексуалистов в вооруженных силах. А в мае 2000 года он обязал Великобританию выплатить по 10 тысяч фунтов стерлингов семьям десяти террористов из ИРА, убитых силами безопасности в Северной Ирландии.

Включение Европейской конвенции о защите прав человека в законодательство Великобритании приведет к тому, что подобный непредсказуемый активизм будет поощряться и в британских судах. Несмотря на отрицание того, что Закон о правах человека подрывает парламентскую независимость, на деле именно так оно и будет. Суды получат право издавать «заявления о несоответствию» в тех случаях, когда они усмотрят противоречие закона Европейской конвенции о защите прав человека. Теоретически законодательство остается таким же, как и прежде; однако на практике «ускоренная» процедура, дающая правительству возможность вносить поправки без предварительного обсуждения их правомерности, позволит очень быстро модифицировать законы. Вряд ли какое правительство, не говоря уже о нынешнем британском, откажется от возможности привести таким образом закон в соответствие с постановлением суда.

Изменения, вероятнее всего, затронут самые разные сферы. Порядок задержания и обыска подозреваемых полицией, правила освобождения из-под ареста под залог, процедуры вынесения пожизненных приговоров, условия содержания в тюрьмах, деятельность военных трибуналов и воинская дисциплина - наиболее очевидные их объекты. Но дестабилизирующее влияние попыток применения новых норм может оказаться еще серьезнее. Школы, больницы и охранные компании уже забеспокоились о возможном влиянии на них новшеств. Оправданны ли подобные опасения? Это выяснится очень скоро. Однако, принимая во внимание сочетание общей направленности судебного вмешательства, растущего сутяжничества и чрезвычайно сильного лоббирования со стороны влиятельных неправительственных организаций, причины для беспокойства более чем оправданны.

Срочный анализ состояния национальной безопасности, проведенный после атаки террористов на Америку 11 сентября, высветил, или, что, пожалуй, точнее, более четко обозначил другую проблему, связанную с Европейской конвенцией и Законом о правах человека. Существующий в Великобритании порядок чрезвычайно осложнил экстрадицию или депортацию предполагаемых террористов, особенно в Америку. А скандальное злоупотребление процедурами предоставления убежища сделало почти невозможной проверку лиц, приехавших в страну. Это вполне может послужить прикрытием для опасных личностей, деятельность которых направлена против наших интересов или интересов наших союзников .

Справедливости ради следует отметить, что на тему о том, как исправить положение, ведется немало дискуссий. Однако все без исключения законодательные инициативы в той или иной мере наталкиваются на суды - либо британские, либо на Европейский суд по правам человека. В целом необходимо восстановить базовый принцип, в соответствии с которым правительство наделяется полномочиями, позволяющими быстро принимать соответствующие меры, когда национальная безопасность оказывается под угрозой. Как минимум, положения Закона о правах человека не должны распространяться на те случаи задержания, депортации и предоставления убежища, которые затрагивают национальные интересы .

Словно решив, что неопределенностей, связанных с Европейской конвенцией и Законом о правах человека, недостаточно, Европейский союз ввел еще один, пока еще туманный, элемент в виде так называемой Хартии фундаментальных прав. Думается, даже у преданного евро-энтузиаста возникает вопрос, зачем это Европейскому союзу с Европейским судом (в Люксембурге) понадобилось дублировать Европейскую конвенцию и Европейский суд по правам человека (в Страсбурге).

Британское правительство заявило, что Хартия - чисто декларативный документ. Один из министров даже предположил, что «люди будут брать его с собой в Европейский суд, как берут журнал Beano или газету Sun» . Однако становится не до шуток, когда на фоне того, что произошло во взаимоотношениях Великобритании и Европы за последние годы, начинаешь задумываться, не превратятся ли подобные инициативы в вехи на пути создания европейского сверх государства. Вряд ли те, кто проталкивает Хартию, особенно французы, стали бы тратить на нее столько времени и сил, если бы она была лишь элементом возвышенной риторики. Их целью, до полной реализации которой может пройти несколько лет, является превращение Хартии в Конституцию Европы .

Помимо прочего, чем, собственно, и объясняется заинтересованность наших французских друзей, такая Конституция должна под прикрытием обеспечения «социальных прав» лишить Великобританию всех преимуществ, которые ей дает более свободный рынок, менее жесткое государственное регулирование и более низкий уровень государственных расходов. Стоит лишь назвать некоторые из этих прав и немного поразмыслить над тем, как их могут интерпретировать сторонники экспансии и активисты Европейского суда, чтобы понять, к чему это может привести.

Каждый имеет право на работу в условиях, которые обеспечивают охрану его здоровья, безопасность и уважение достоинства (Статья 31).

Кто, спрашивается, будет определять, какие рабочие условия обеспечивают «уважение достоинства»?

Для молодых людей условия работы должны устанавливаться в соответствии с их возрастом, они должны быть защищены от экономической эксплуатации и любой работы, которая может… помешать получению образования (Статья 32).

Кто определит, что конкретно понимается под «эксплуатацией»? Кроме того, совмещение работы и образования всегда, в любом возрасте требует определенного компромисса.

Политика и деятельность профсоюзов должны обеспечивать высокий уровень охраны здоровья человека (Статья 35).

Что значит «высокий»?

Политика профсоюзов должна обеспечивать высокий уровень защиты потребителя (Статья 38).

Опять, что значит «высокий»?

Действительно, можно просто читать текст Хартии фундаментальных прав Европейского союза и искренне восторгаться каждой ее статьей. Однако опыт подсказывает, что за общими фразами кроются определенные цель и философия. Цель заключается в подчинении суверенных государств, демократических процедур принятия решения и национального законодательства международным институтам и группам давления. А в философии, прикрывающейся зонтиком «прав человека» явно угадываются традиционные левые взгляды, приспособленные к новым условиям. Этот факт настолько очевиден, что не видеть его могут лишь большие притворщики. Конечно, чтобы доказать что-либо, недостаточно просто высказать мнение. С другой стороны, было бы чрезвычайно наивно не замечать того, что сегодняшние проповедники и проводники «прав человека» практически все без исключения принадлежат к определенному политическому лагерю.

Взять хотя бы такой факт. Вскоре после ареста Аугусто Пиночета, этой ненавистной для левых фигуры, испанский суд потребовал также выдачи международного ордера на арест героя левых, Фиделя Кастро, по обвинению в убийстве 51 европейца и американца (в том числе и пяти испанцев). Запрос был решительно отвергнут. Это при том, что число людей, ответственность за гибель которых лежит на Кастро, значительно превосходит число жертв, приписываемых Чилийской комиссией по установлению истины и примирению Пиночету: от 15 до 17 тысяч кубинцев были расстреляны по указанию Кастро, а еще тысячи погибли, пытаясь покинуть остров, тогда как за все время правления Пиночета погибло 2279 человек (включая служащих сил безопасности) . Хотя у Кастро в данный момент и имеется возможность претендовать на суверенный иммунитет, он был вовсе не президентом, а лишь Выдающимся Революционным Лидером, когда совершались самые страшные злодеяния, что, несомненно, могло бы дать пищу для размышлений любому беспристрастному судье. Ну разве не символично, что именно представитель правых Пиночет, а вовсе не левых - Кастро - оказался на скамье подсудимых? В этом и заключается смысл всех сегодняшних «прав человека»

Консерваторы всего мира Должны начать контрнаступление против бригады Новых Левых, идущих под флагом прав человека, с той же энергией, с которой мы прежде боролись со Старыми Левыми.

Что касается Великобритании, то здесь нам необходимо сделать следующее:

немедленно законодательно ограничить вредоносное воздействие Закона о правах человека;

Предоставить уведомление о намерении денонсировать Конвенцию через шесть месяцев, с тем чтобы лишить Европейский суд по правам человека возможности безответственно влиять на наше законодательство и демократические процедуры принятия решений;

Противодействовать любым попыткам навязать нам положения Хартии фундаментальных прав Европейского союза, хотя это, как я покажу ниже, должно осуществляться в контексте более серьезных изменений в отношениях Великобритании с Европейским союзом.

Примечания:

Искусство и ремесло в определенном смысле синонимы. Однако последнее имеет более практический смысл, обозначая скорее деятельность, а не искусство влиять на образ мыслей; стратегию, а не умение действовать в своих интересах. Сплошь и рядом ремесло управления государством оборачивается просто политическим действом (нередко нашим собственным), которое мы, политики, санкционируем.

Такими знаниями обладает Генри Киссинджер, судя по его научной работе «Дипломатия» (Diplomacy.New York: Simon and Schuster, 1994). В ее вводной части д-р Киссинджер прослеживает развитие ремесла управления государством с XVII в.

Эти примеры заимствованы из книги Пола Джонсона «Нынешние времена» (Modern Times, London, 1992, рр. 275–276).

Роберт Конквест. Научная общественность и советский миф (Academe and the Soviet Mith, The National Interest, spring 1993).

Норма, закрепленная в ч. 4 ст. 15 Российской Конституции, выделяет две части международного права в целях применения в российской правовой системе. Это международные договоры Российской Федерации, которые имеют приоритет перед законами России, и общепризнанные принципы и нормы международного права, которым свойство приоритета в данной норме не придано.

Общепризнанные принципы и нормы международного права

Конституция не говорит о преимущественном применении общепризнанных принципов и норм международного права перед национальными нормами в случае коллизии. Но Федеральный закон о международных договорах фактически определил равную юридическую силу договорных и иных международных норм: «Международные договоры Российской Федерации наряду с общепризнанными принципами и нормами международного права являются, в соответствии с Конституцией Российской Федерации, составной частью ее правовой системы», - говорится в его преамбуле. Поэтому гражданин вправе ссылаться на эти положения в обоснование своих прав и свобод при отсутствии таких правоустановлений во внутригосударственном законодательстве, а также в случае противоречия международных норм и российского законодательства.

Практика российских судов показывает, что они испытывают определенные трудности в применении общепризнанных принципов и норм международного права. Для эффективного применения международного права российскими государственными органами необходимо выяснить, какие положения могут быть отнесены к общепризнанным принципам и нормам международного права.

Верховный Суд Российской Федерации, который в своих постановлениях стремится облегчить усилия судов общей юрисдикции по поиску необходимой нормы, не дает перечня общепризнанных принципов и норм международного права, а лишь указывает их возможные источники. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» говорится: «Судам при осуществлении правосудия надлежит исходить из того, что общепризнанные принципы и нормы международного права, закрепленные в международных пактах, конвенциях и иных документах (в частности, во Всеобщей декларации прав человека. Международном пакте о гражданских и политических правах. Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах),... являются составной частью ее правовой системы.

В постановлении от 10 октября 2003 г. 1 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 10 октябри 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации». Верховный Суд России попытался разъяснить судам, что представляют собой общепризнанные принципы и нормы международного права. Верховный Суд выделил отдельно общепризнанные принципы и заявил, что под ними «следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо». В качестве примера общепризнанных принципов приведены принцип всеобщего уважения прав человека и принцип добросовестного выполнения международных обязательств. Эта формула повторяет, с некоторыми отклонениями, статью 53 Венской конвенции о праве международных договоров, где говорится об императивной норме международного права: «Поскольку это касается настоящей Конвенции, императивная норма общего международного права является нормой, которая принимается и признается международным сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой общего международного права, носящей такой же характер». В качестве дополнительного разъяснения Верховный Суд указал на то, что «содержание указанных принципов и норм международного права может раскрываться, в частности, в документах Организации Объединенных Наций и ее специализированных учреждений».

Разница между общепризнанным принципом и общепризнанной нормой в приведенном толковании, данном Верховным Судом, состоит в том, что от принципа отклонение недопустимо, в то время как от нормы, очевидно, отклонение допускается. Данное разъяснение делает понятие общепризнанных принципов и норм несколько более ясным для потенциально применяющих их судов, однако вряд ли совершенно ясным, поскольку не сказано, какие юридические факты или события могут расцениваться как отклонение от принципа или от нормы.

Под общепризнанной нормой, согласно постановлению Верховного Суда, следует понимать «правило поведения, принимаемое и признаваемое международным сообществом государств в целом в качестве юридически обязательного ».

Однако при решении практических вопросов судопроизводства - в обзорах судебной практики, в надзорных решениях или в порядке апелляции - Верховный Суд Российской Федерации не ссылается на общепризнанные принципы и нормы, а применяет только международные договоры России (см., например, постановление Президиума Верховного Суда РФ от 2 октября 2002 г.; решения и определения судебных коллегий по гражданским делам Верховного Суда РФ от 17 января 2003 г.; от 21 февраля 2003 г.; от 15 апреля 2003 г.; по уголовным делам от 5 февраля 2003 г.; постановление Пленума Верховного Суда РФ от 17 марта 2004 г. «О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса РФ».

Неоднократно упоминаются общепризнанные принципы и нормы международного права в решениях Конституционного Суда Российской Федерации.

В решении по делу о коллективных трудовых спорах 2 Постановление Конституционного Суда РФ от 17 мая 1995 г. по делу о проверке конституционности статьи 12 Закона СССР «О порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов)» в части, запрещающей проведение забастовок работниками гражданской авиации // Вестник Конституционного Суда. 1995. № 2/3. Ст. 45. Конституционный Суд рассматривал конституционность статьи 12 Закона СССР «О порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов)». Суть дела заключалась в правомерности ограничения права на забастовку для работников гражданской авиации. Конституционный Суд проанализировал Конституцию Российской Федерации и заключил, что при определенных условиях право на забастовку может быть ограничено. Далее Суд заявил: «Ограничение права на забастовку не противоречит и общепризнанным принципам и нормам международного права. Так, исходя из положений Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах, запрет права на забастовку допустим в отношении лиц, входящих в состав вооруженных сил, полиции и администрации государства (ч. 2 ст. 8), а в отношении других лиц ограничения возможны, если они необходимы в демократическом обществе в интересах государственной безопасности или общественного порядка или для ограничения прав и свобод других лиц (п. «с» ч. 1 ст. 8)». Таким образом. Конституционный Суд не рассматривал отдельно, что есть общепризнанные принципы и нормы, а его ссылка на Международный пакт должна, очевидно, служить указанием на то, что в этом документе зафиксированы общепризнанные принципы и нормы.

Конституционный Суд опирался на общепризнанные принципы и нормы также в решении по делу о прописке 3 Постановкиие Конституционного Суда РФ от 4 апреля 1996 г. по делу о проверке конституционности ряда нормативных актов города Москвы и Московской области. Ставропольского края. Воронежской области и города Воронежа, регламентирующих порядок регистрации граждан, прибывающих на постоянное жительство в названные регионы // Вестник Конституционного Суда. 1996. № 16. Ст. 29. . Процитировав положение Конституции России о том, что каждый, кто законно находится на территории Российской Федерации, имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства. Конституционный Суд говорит: «Свобода передвижения и выбора места жительства предусмотрена также Международным пактом о гражданских и политических правах (ст. 12), другими международными и международно-правовыми актами, в том числе Протоколом № 4 к Европейской конвенции по правам человека (ст. 2)». На тот момент Россия не была стороной ни Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, ни Протокола № 4 к этой Конвенции. Тем не менее. Суд счел возможным опираться на эти документы. Такое обращение Конституционного Суда к не действующим для Российской Федерации актам можно оправдать только предположением о том, что Суд считал эти региональные акты свидетельством наличия в международном праве нормы, утверждаемой в качестве общепризнанной.

Не получила точной квалификации категория общепризнанных принципов и норм и в решении Конституционного Суда по делу о положении иностранных граждан 4 Постановление Конституционного Суда РФ от 17 февраля 1998 г. по делу о проверке конституционности положений части 2 статьи 31 Закона СССР от 24 июня 1981 г. «О правовом положении иностранных граждан в СССР» в связи с жалобой Яхья Дашти Гафура // СЗ РФ. 1998. № 9. Ст. 1142. . Суд заявил: «Как по буквальному смыслу ст. 22 и 46 Конституции Российской Федерации, так и по смыслу, вытекающему из взаимосвязи этих статей с другими положениями главы 2 «Права и свободы человека и гражданина» Конституции Российской Федерации, а также с общепризнанными принципами и нормами международного права, право на свободу и личную неприкосновенность и право на судебную защиту являются личными неотчуждаемыми правами каждого человека, вне зависимости от наличия у него гражданства какого-либо государства, и, следовательно, должны гарантироваться иностранным гражданам и лицам без гражданства наравне с гражданами Российской Федерации».

В качестве обоснования такого вывода Конституционный Суд приводит Всеобщую декларацию прав человека 1948 г. и Международный пакт о гражданских и политических правах от 19 декабря 1966 г. В приведенном решении Конституционный Суд установил наличие противоречия между нормами, содержащимися, с одной стороны, в Законе о положении иностранных граждан, с другой стороны, в Конституции и общепризнанных принципах и нормах международного права. Норма Закона признана Судом неконституционной.

Таким образом, Конституционный Суд применяет положения международного права для аргументации своего решения. Суд не утверждает о недействительности нормы закона на основании противоречия его нормам международного права, однако привлекает данные международного права для уточнения и конкретизации положения, зафиксированного в Конституции Российской Федерации, т.е. для толкования Конституции.

Высший Арбитражный Суд Российской Федерации не ссылается на общепризнанные принципы и нормы международного права, применяя только международные договоры.

В нормативных международных документах - договорах и соглашениях - определения общепризнанных принципов и норм нет.

В Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 24 октября 1970 г., определения общепризнанных принципов и норм также нет, хотя и сказано, что «каждое государство обязано добросовестно выполнять свои обязательства, вытекающие из общепризнанных принципов и норм международного права», а также что «каждое государство обязано добросовестно выполнять свои обязательства, вытекающие из международных договоров, действительных согласно общепризнанным принципам и нормам международного права».

Однако отметим, что Декларация, имеющая очень высокий моральный авторитет на международной арене, формально юридически не является нормативным актом и может служить только свидетельством существования такой категории международного права, как общепризнанные принципы и нормы.

Проблема противопоставления договорных норм международного права другим нормам была затронута в решении Международного суда по делу Military and para-military activities in and against Nicaragua . В данном деле рассматривалась жалоба Никарагуа против Соединенных Штатов Америки, а именно: Никарагуа обвиняла США в оказании содействия вооруженным бандам, действовавшим на территории Никарагуа против законного правительства этой страны.

Суд установил, что в силу оговорки, сделанной Соединенными Штатами, он не мог применять для разбирательства договоры, в которых содержались нормы, в нарушении которых обвинялись США. Тогда Международный суд решил определить, не содержатся ли в международном праве обычно-правовые нормы с тем же содержанием, которое имели договорные нормы. Никакой третьей категории норм международного права Суд не упоминал. Им было решено, что существуют только нормы договорного и обычного права, причем обычно-правовая норма может существовать и применяться в своем обычно-правовом обличии и в тех случаях, когда она по содержанию совпадает с договорной нормой. Поскольку в задачу Суда входило определить правомерность действий США в одном определенном деле, то судей не занимала проблема общепризнанности; они уделяли внимание исключительно признанию той или иной нормы сторонами в данном споре.

Мнение Международного суда о делении норм международного права на договорные и обычные очень важно. Из этого можно заключить, что отдельной категории общепризнанных норм не существует .

При поиске норм той или иной категории важно выделить основание для категоризации. Для договорных и обычных норм таким основанием является их происхождение, т.е. способ их формирования и признания субъектами международного права. Для общепризнанных норм основание для выделения должно быть другим.

В литературе высказывались различные точки зрения на условия квалификации той или иной нормы в качестве общепризнанной. Так, например, А.Н. Талалаев считает, что общепризнанные нормы - это такие нормы, которые официально признаны всеми или почти всеми государствами независимо от их социального строя в качестве общеобязательных 5 Талалаев А.Н. Соотношение международного и внутригосударственного права в Конституции Российской Федерации // Журнал международного права. 1994. № 4. С. 5. . И.И. Лукашук полагает, что это нормы, принятые не всеми государствами, а достаточно представительным большинством, причем оно должно быть представительным не только количественно, но и качественно, предъявляя, по крайней мере, все основные политические, социально-экономические и правовые системы 6 Лукашук И.И. Нормы между народного права в правовой системе России: Учебно-практическое пособие. М, 1997. С. 9. . В коллективной монографии, написанной нашими украинскими коллегами и посвященной общепризнанным нормам, также выделяются два их отличительных признака: признание государствами различных социально-экономических систем и признание всеми или подавляющим большинством государств 7 Общепризнанные нормы в современном международном праве. Киев, 1984. С. 25. .

Таким образом, не был найден ответ на вопрос о том, какими должны быть количество государств и их возможный состав для квалификации той или иной нормы в качестве общепризнанной. О.И. Рабиевич, анализировавшая вопрос о возможности квалификации в качестве нормы jus cogens права на справедливое судебное разбирательство, считает понятие «общепризнанности» условным, и ее больше привлекает не обобщенное понятие, а возможность конкретного его применения к отдельным нормам 8 Рабцевич О.И. Право на справедливое судебное разбирательство - норма jus cogens общего международного права // Московский журнал международного права. 2004. № 3. С. 86. 87. .

Необходимость конкретного подхода можно подкрепить ссылками на Международный суд. В уже упоминавшемся решении по делу Military and paramilitary activities in and against Nicaragua Суд скрупулезно устанавливал наличие обязательности нормы о запрещении применения силы для Никарагуа и США. При этом Суд основывался исключительно на признании данной нормы каждым государством, участвующим в споре (Никарагуа и США), и на совпадении признания, сделанного обоими государствами. При этом Международный суд выделил две части из проблемы признания: признание содержания и выражение согласия на юридическую обязательность нормы, т.е. opinio juris. Суд заявил: «При установлении нормы обычного права недостаточно согласия сторон относительно содержания нормы; необходимо наличие opinio juris. Суд должен убедиться в том, что opinio juris подтверждается практикой». Но если имеет место наличие opinio juris государства в отношении какой-либо конкретной нормы, то нельзя считать эту норму обязательной для государства с точки зрения ее общепризнанности, поскольку уже имеется индивидуальное признание.

Для применения таких норм в правовой системе Российской Федерации важно, очевидно, то, что стоит вопрос о возможности применения таких норм, которые не получили непосредственного признания со стороны России. Если бы Российская Федерация заявила о признании той или иной нормы, зафиксированной в договоре или в обычае, то вопрос о признании этой нормы со стороны международного сообщества не возникал. Значит, можно сделать вывод о том, что «общепризнанные принципы и нормы международного права» в смысле ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации - это те принципы и нормы, которые признаны международным сообществом в целом, но не признаны непосредственно Российской Федерацией .

По методам образования эти положения могут быть как обычными, так и договорными. Если в результате повторяющегося поведения сложилась некая норма, не имеющая письменной формы, и в отношении данной нормы имеется opinio juris международного сообщества, то в такой норме будет содержаться обязательство, действительное для Российской Федерации.

Нужно признать, что в настоящее время вышеупомянутый «классический» способ формирования норм обычного права (через повторяющееся повеление субъектов) встречается не так часто. Гораздо чаще можно проследить образование обычных норм через повторение их в отдельных договорах, а также в решениях международных организаций. «Можно утверждать, что в этом случае налицо презумпция всеобщего признания государствами нормы международного права в качестве обязательной», - пишет А.Н. Талалаев 9 Талалаев Л.Н. Общепризнанные принципы и нормы международного права (конституционное закрепление термина) // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 1997. № 3. С. 73. 74. , считающий, что надежным свидетельством того, что международно-правовая норма относится к общепризнанным, служит ее включение в универсальный международный многосторонний договор с участием подавляющего большинства государств мира.

Что касается соотношения общепризнанных принципов и норм международного права и национального законодательства, то Конституция России не указала прямо, что общепризнанные принципы и нормы должны иметь приоритет в применении в случае расхождения их с установлениями закона. В полном соответствии с этим Г.М. Даниленко пишет, что «общепризнанные нормы международного права не обладают приоритетом по отношению к внутригосударственным правовым актам» 10 Даниленко Г.М. Применение международного права во внутренней правовой системе России: практика Конституционного Суда Российской Федерации // Государство и право. 1995. № 11. С. 123. .

Другие ученые высказывают иные мнения. Л.А. Окуньков в Комментарии к Конституции Российской Федерации подчеркивает, что «в случае расхождения закона и иного нормативного акта с международным договором, в котором участвует Российская Федерация, или с общепризнанными принципами и нормами международного права, применяются правила, установленные этими нормами и договором» 11 Комментарий к Конституции Российской Федерации / Под ред. Л.А. Окунькова. М., 1996. . О.Н. Хлестов уточняет: «Россия практически признала примат международного права над внутренним законодательством» 12 Хлестов О.Н. Международное право и Российская Федерация // Московский журнал международного права. 1994. № 4. С. 55. .

О.Н. Тиунов стоит примерно на тех же позициях: «Общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры России имеют преимущество перед национальными законами в случае противоречия международных норм законам государства». Он объясняет это тем, что по правилам Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. «участник не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им договора» 13 Тиунов О.Н. Конституционный Суд Российской Федерации и международное право // Российский ежегодник между народного права. 1995. С. 181. .

Известный специалист по проблеме соотношения международного права и российского права Б.Л. Зимненко приходит к выводу о том, что «государственные и муниципальные органы, включая суды, в своей деятельности должны исходить из того, что нормы общего международного права обладают равным статусом и силой с договорными нормами. В случае возникновения коллизии между общепризнанной нормой и правилом, предусмотренным в законе, приоритет в применении должен быть отдан общепризнанной норме международного права. Представляется, что такое понимание места общепризнанных принципов и норм международного права в правовой системе России не нарушит основ функционирования международной нормативной системы» 14 Зимненко Б.Л. Международное право и российское право: их соотношение // Московский журнал международного права. 2000. № 3. С. 167. .

В целом же вряд ли можно ожидать активного применения судами Российской Федерации общепризнанных принципов и норм международного права. С.М. Пунжин, тщательно изучивший практику осуществления Конвенции о запрещении химического оружия, сделал важное наблюдение: «Анализ имплементационного законодательства по Конвенции отчетливо демонстрирует общую тенденцию, которой в основном придерживаются все законодатели независимо от особенностей правовых систем и принципов инкорпорации норм международного права во внутреннее право. Сложные теоретические проблемы соотношения международного и национального права не смущают законодателя и разрешаются достаточно просто... Материальные требования Конвенции, непосредственно и весьма серьезно затрагивающие интересы юридических и физических лиц, жестко закрепляются национальным законом» 15 Пунжин С.М. Требования к имплементационному законодательству в Конвенции о запрещении химического оружия и их реализация на практике // Московский журнал между народного права. 1997. № 1. С. 80. . Практика российских государственных органов обнаруживает ту же тенденцию: признавая на словах все части нормы, зафиксированной в ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации, при решении конкретных дел суды применяют либо нормы национального законодательства, отражающие общие международные обязательства России, либо конкретные договоры.