См. также Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 25 декабря 2018 года № 49 "О некоторых вопросах применения общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации о заключении и толковании договора"
Согласно ст. 420 ГК РФ договором признается соглашение двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских и обязанностей.
Согласно ст. 431 ГК РФ при толковании условий договора судом принимается во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений. Буквальное значение условия договора в случае его неясности устанавливается путем сопоставления с другими условиями и смыслом договора в целом. Такое значение определяется с учетом их общепринятого употребления любым участником гражданского оборота, действующим разумно и добросовестно.
Важно! Следует иметь ввиду, что:
- Каждый случай уникален и индивидуален.
- Тщательное изучение вопроса не всегда гарантирует положительный исход дела. Он зависит от множества факторов.
Чтобы получить максимально подробную консультацию по своему вопросу, вам достаточно выбрать любой из предложенных вариантов:
Если правила, содержащиеся в ст. 431 ГК РФ (буквальное толкование), не позволяют определить содержание договора, должна быть выяснена действительная общая сторон с учетом цели договора. При этом принимаются во внимание все соответствующие обстоятельства, включая
- предшествующие договору переговоры и переписку;
- практику, установившуюся во взаимных отношениях сторон;
- обычаи делового оборота;
- последующее поведение сторон.
Условия договора подлежат толкованию таким образом, чтобы не позволить какой-либо стороне договора извлекать преимущество из ее незаконного или недобросовестного поведения (п. 4 ст. 1 ГК РФ). Толкование договора не должно приводить к такому пониманию условия договора, которое стороны с очевидностью не могли иметь в виду.
Таким образом, ст. 431 ГК РФ содержит требования о способах толкования условий договора, к которым относятся:
- принятие во внимание буквального значения содержащихся в договоре слов и выражений (буквальное толкование );
- значение условия договора устанавливается путем сопоставления с другими условиями и смыслом договора в целом;
- условия договора толкуются и рассматриваются судом в их системной связи и с учетом того, что они являются согласованными частями одного договора (системное толкование );
- толкование условий договора осуществляется с учетом цели договора (выяснение действительной общей воли сторон с учетом цели договора) и существа законодательного регулирования соответствующего вида обязательств.
Особенности толкования договоров:
- Если условие договора допускает несколько разных вариантов толкования, один из которых приводит к недействительности договора или к признанию его незаключенным, а другой не приводит к таким последствиям, по общему правилу приоритет отдается тому варианту толкования, при котором договор сохраняет силу .
- При неясности условий договора и невозможности установить действительную общую волю сторон иным образом толкование условий договора осуществляется в пользу стороны, которая подготовила проект договора либо предложила формулировку соответствующего условия.
- При толковании условий договора суд с учетом особенностей конкретного договора вправе применить как приемы толкования, прямо установленные статьей 431 ГК РФ, иным правовым актом, вытекающие из обычаев или деловой практики, так и иные подходы к толкованию. В решении суд указывает основания, по которым в связи с обстоятельствами рассматриваемого дела приоритет был отдан соответствующим приемам толкования условий договора.
Замечание по правовой квалификации договора при его толковании
При квалификации договора для решения вопроса о применении к нему правил об отдельных видах договоров (п. 2 и 3 ст. 421 ГК РФ) необходимо прежде всего учитывать:
- существо законодательного регулирования соответствующего вида обязательств и
- признаки договоров, предусмотренных законом или иным правовым актом, независимо от указанного сторонами наименования квалифицируемого договора, названия его сторон, наименования способа исполнения и т.п.
В случае если заключенный сторонами договор содержит элементы различных договоров, предусмотренных законом или иными правовыми актами (смешанный договор), к отношениям сторон по договору применяются в соответствующих частях правила о договорах, элементы которых содержатся в смешанном договоре, если иное не вытекает из соглашения сторон или существа смешанного договора (п. 3 ст. 421 ГК РФ).
Если из содержания договора невозможно установить, к какому из предусмотренных законом или иными правовыми актами типу (виду) относится договор или его отдельные элементы (непоименованный договор), права и обязанности сторон по такому договору устанавливаются исходя из толкования его условий. При этом к отношениям сторон по такому договору с учетом его существа по (п. 1 ст. 6 ГК РФ) могут применяться правила об отдельных видах обязательств и договоров, предусмотренных законом или иными правовыми актами (п. 2 ст. 421 ГК РФ).
Буквальное толкование условий договора
Суд, приступая к буквальному толкованию условий договора (первый способ толкования), прежде всего принимает во внимание буквальное значение содержащихся в договоре слов и выражений. Используя грамматический прием, суд уясняет смысл слов и выражений в том значении, в котором слова, выражения и термины известны в русском языке.
Главная задача буквального толкования:
- через буквальное выражение слов установить подлинное волеизъявление сторон с вытекающими оттуда юридическими последствиями.
Правила буквального толкования условий договора:
- Смысл технических и иных специальных выражений и терминов понимается в их техническом (специальном) смысле.
- Помимо общего и технического значения слов, необходимо учитывать, что смысл слов может быть изменен в зависимости от круга лиц, к которому обращена норма или который она имеет в виду. Поэтому словам должно придаваться то значение, которое обычно используется в данном сообществе. В договорах между субъектами предпринимательской деятельности должен приниматься во внимание обычно употребляемый смысл в отношениях данного рода. Для установления такого смысла можно, в частности, основываться на сложившейся между сторонами практике и обычаях делового оборота.
- Общим при толковании является подход, согласно которому словам необходимо придавать тот смысл, какой они имеют в обыденном словоупотреблении. Таким образом, содержанием того или иного слова будет такое значение, которое ему обычно придается и неюристами.
- В определенных случаях следует учитывать и особое словоупотребление, используемое лицом. Например, говоря в завещании об отделе винного погреба, завещатель называет его "моя коллекция редкостей", или, имея в виду портретную галерею, он указывает "зверинец".
- При толковании необходимо учитывать как временной, так и пространственный факторы: словам должен придаваться тот смысл, который они имели в данный момент и в данной местности их написания. Термины и выражения должны пониматься в том смысле, в каком они употребляются в местном языке или диалекте, из которого они заимствованы.
- Применяя принцип буквального толкования, помимо установления смысла терминов и выражений, часто необходимо интерпретировать положения, содержащие вводные слова и союзы (и, или, либо, например, а также, в том числе).
При толковании положений договора необходимо выяснить не только смысл отдельных слов, но и предложений, из которых состоит условие договора, проанализировать их общую и смысловую структуру. На этом этапе устанавливается текстуальное выражение условий договора, исследуются грамматические и синтаксические связи, существующие внутри предложения.
Типовые судебные ситуации, возникающие при толковании условий договоров:
- суд, реализуя ст. 431 ГК РФ, самостоятельно осуществляет буквальное толкование положений договора;
- для толкования условий договора привлекаются лица, обладающие специальными знаниями в области лингвистики (эксперты, специалисты).
1.5
Конституция гарантирует неприкосновенность личной жизни и в то же время дает право защищаться всеми законными способами. Судам приходится находить грань между двумя нормами, оценивая аудиозаписи одной из сторон спора. Закон предъявляет к ним и другие требования, которые могут зависеть от вида процесса - гражданского, арбитражного, уголовного. Есть и аудиопротоколирование, которое может вести сам суд. Какую роль эти доказательства могут сыграть в отдельно взятых делах?
В декабре 2016 года Верховный суд разрешил ссылаться на аудиозапись телефонного разговора, сделанную без ведома собеседника. Случилось это в деле в деле № 5-КГ16-18 , в котором истица Анна Стаханова* требовала возврата 1,5 млн руб. займа и почти столько же процентов с супругов Евгении и Игоря Белых*. Заем в свое время оформили на мужа, но требовался он для бизнеса жены, поэтому Стаханова указала в заявлении обоих ответчиков. Общность долга она решила подтвердить аудиозаписью телефонного разговора с Евгенией Белых. Но Тверской областной суд не смог установить, относится ли к делу это доказательство, поскольку «носитель процессуально не оформлен, нет указаний, где, кем и при каких условиях производилась запись», и к тому же сама Белых не давала на это согласия (определение 33-798 от 16 февраля 2016 года). Нельзя помимо воли распространять сведения о личной или семейной тайне, объяснил облсуд.
Здесь запрет не работает, возразил Верховный суд и объяснил, почему: запись вела одна из участниц разговора, а сам он касался обстоятельств договора между ними. Дело отправилось на новое рассмотрение (см. ). С одной стороны, ст. 24 Конституции запрещает собирать, хранить и использовать информацию о частной жизни лица без его согласия, комментирует адвокат Курбан Магомедов из АБ . С другой стороны, ч. 2 ст. 45 дает право защищать свои права и свободы всеми законными способами, цитирует Магомедов. Поэтому, продолжает он, судебная практика предъявляет к таким доказательствам несколько требований:
- аудиозаписи должны быть необходимы для защиты нарушенного права;
- вести запись должно то самое лицо, право которого нарушено;
- из устройства для записи можно извлечь носитель (карту памяти) на случай, если нужно провести экспертизу.
Говорим «аудиозапись» - подразумеваем «экспертиза»: именно она подтверждает, что содержанию файла можно верить. В деле Стахановой и Белых может быть поставлен вопрос о достоверности тайной записи, тогда суду придется и с этим разбираться, рассуждает адвокат Вадим Клювгант, член Совета АП Москвы . Поэтому он пока не считает очевидной судьбу их спора, хотя признает, что позицию ВС «можно понять».
Вопрос экспертизы аудиофайла может быть поставлен не только в гражданском, но и в арбитражном, и в уголовном процессе. Но отношение к нему и вообще к такому виду доказательств во многом зависит от специфики отрасли.
Гражданский процесс: точность подхода
Гражданский процессуальный кодекс прямо называет аудио- и видеозаписи в числе доказательств. Как показывает сервис Caselook , с их помощью чаще всего подтверждают долги по займам и зарплате, а иногда - наличие договора, не заключенного письменно (к примеру, трудового). Подобные доказательства используются и в некоторых делах об административных правонарушениях.
Ст. 77 Гражданского процессуального кодекса обязывает указать, когда, кем и в каких условиях проводились аудиозаписи. Эти сведения приводятся в ходатайстве о приобщении или истребовании записей, говорит директор юргруппы Анастасия Рагулина .
Из записей должно быть ясно, кто ведет беседу и о чем, чтобы у суда не оставалось сомнений, что речь идет о том самом обязательстве между теми же сторонами. Если связь неочевидна, доказательство отклоняется. Диалоги должны быть как можно более информативны. Это ясно на примере дела № 2-926/2016 , в котором Игорь Четверях* отбивался от требований Петра Быквенко* вернуть долг по расписке. Ответчик настаивал на том, что отдал деньги, но оригинал расписки не получил. Свои слова он подтвердил аудиозаписью беседы с Быквенко. Тот возражал против использования этого доказательства: во-первых, он не давал согласия на фиксацию разговора, во-вторых, утверждал, что речь шла о другом долге - за пользование нежилым помещением. Договор на его аренду Быквенко предъявил суду.
Судья Первореченского районного суда Владивостока Ольга Бурдейная встала на сторону ответчика и отклонила иск. Суммы и даты, о которых идет речь, соответствуют договору займа, а в договоре аренды они совсем другие, пояснила она. Четверях имел право записывать беседу, поскольку сам принимал в ней участие. А Быквенко подтвердил разговор и не ставил под сомнение подлинность аудиозаписи, отметила Бурдейная. Апелляция согласилась с этими выводами.
Арбитражный процесс: что написано пером
В арбитражном процессе «царь» доказательств - документ, поэтому аудиозаписи не получили широкого распространения. Если письменные доказательства противоречат записанным разговорам - суд склонен отдавать предпочтение бумагам, как показывает пример дела № А34-2244/2015 , в котором ООО «Джемир-Курган» требовало от «Профессиональной финансовой индустрии» 1 млн руб. долга за проданный товар. Поскольку накладные были подписаны неуполномоченным лицом, истец решил подтвердить поставку аудиозаписью. Ее суд счел недопустимым доказательством, поскольку передача товара должна подтверждаться документами. А такие бумаги, как акт сверки, как раз говорили о том, что спорных поставок не было. Поэтому суды отклонили требования истца.
Впрочем, все зависит от категории дела и цели доказывания. В деле № А63-8951/2015 о продаже контрафактных раскрасок «Маша и медведь» 16-й Арбитражный апелляционный суд сформулировал, что «видеозапись (скрытая съемка) является надлежащим доказательством по делу, подтверждающим получение сведений о фактах, на основании которых арбитражный суд делает вывод, обоснованы ли требования истца».
Аудиозапись ведет и сам суд - согласно п. 1 ст. 155 Арбитражного процессуального кодекса, это основной метод протоколирования судебных заседаний. П. 7 этой статьи дает участникам процесса право прослушать файл суда и принести на него свои замечания. К ним можно приложить свою запись того же самого процесса. Кроме того, если голоса на аудиопротоколе очень плохо различимы, есть серьезные помехи или вовсе тихо - это серьезное основание отменить решение суда. Но ситуации бывают и более интересные.
В деле № А32-19655/2015 судебный протокол «помог» компании «Южный арсенал» добиться пересмотра дела о налоговом правонарушении. Когда слушания в АС Краснодарского края возобновились после перерыва, заявитель представил новые доказательства. Судья Анна Хмелевцева приняла их, но тут же не исследовала. Затем, по словам заявителя, она сообщила, «что не определилась, объявит еще один перерыв или сообщит о решении по телефону». Но так и не позвонила, хотя в итоге написала решение об отказе - гораздо позже положенного срока. Юристы «Южного арсенала», ознакомившись с делом, обнаружили, что аудиопротокола в деле нет, и оспорили решение Хмелевцевой в Арбитражном суде Северо-Кавказского округа . «С помощью аудиозаписи могли бы быть зафиксированы сведения, важные для принятия судебного акта», - указала в жалобе компания, и кассация с ней согласилась. Дело было отправлено на пересмотр. Если на первом круге «Южный арсенал» потерпел поражение, то во второй раз Хмелевцева частично удовлетворила его требования.
Гражданский и уголовный процесс: призрачные протоколы
Если в арбитражном процессе аудиозаписи обязательны, суды могут изучать их и ссылаться, то в судах общей юрисдикции ситуация иная. ГПК предусматривает запись лишь при технической возможности, УПК - использование для полноты протокола "технических средств". Наиболее острой проблемой в уголовном процессе Клювгант считает отказ судов вести аудиопротоколирование заседаний и их нежелание признавать доказательством такую запись, сделанную защитой. По его словам, уже давно были подготовлены изменения в УПК о том, что суд обязан вести аудиозапись процесса, «но законопроект, как водится, где-то застрял».
Если точнее - первое чтение он прошел в октябре 2014 года, спустя два года назначили ответственный за доработку комитет, и с тех пор новостей нет. Между тем суды общей юрисдикции получали аппаратуру в рамках второй и третьей целевых программ "Развитие судебной системы России", которые были утверждены еще в 2006 и 2012 годах. Тем не менее, Правительство в 2014 году, аудиосистемами оснащено лишь 40% судов общей юрисдикции, видеосистемами - около 10%. "В казне были выделены деньги на оборудование для аудиозаписи в залах судебных заседаний, только оно почему-то там не используется", - комментирует Клювгант.
Из документации к законопроекту следует, что процесс технического оснащения растянется еще на несколько лет - завершить его планируют в ходе выполнения программы "Развитие судебной системы России на 2013-2020 годы". Кроме того, в марте 2016 года Госдума приняла в первом чтении два законопроекта о видеосъемке судебных заседаний. Она станет обязательной с 1 января 2018 года для федеральных судов и с 1 января 2019 года - для мировых судей, если даты не поменяются ко второму чтению. Тогда же надо будет определиться, имеет ли видеозапись такое же доказательственное значение, как и письменный протокол, и может ли ее отсутствие вести к отмене решения суда, первый зампредседатель Комитета ГД по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Сергей Фабричный. Пока видеозаписи - единичная практика: видеопротоколы и трансляции ведет, например, Мосгорсуд. 15 декабря 2016 года трансляцию впервые провел Дорогомиловский районный суд.
Всеобщие изменения назрели, поскольку быват, что протокол заседания не соответствует тому, что на нем происходило, отмечает управляющий партнер адвокатской конторы Сергей Бородин . По его мнению, в законе достаточно закрепить два простых положения:
- суд обязан вести аудиозапись;
- она является приложением к протоколу судебного разбирательства (это позволит сторонам с ними знакомиться и автоматически снимает ряд вопросов о его надлежащем заполнении).
Пока же защите, недовольной содержанием протокола, остается лишь ходатайствовать о приобщении к делу собственной аудиозаписи заседания. Правда, суд может не увидеть в этом необходимости, поскольку протокол ведется «полно и правильно», рассказывает Бородин. Если технические средства использует суд, то он обеспечивает полноту протокола судебного заседания, а вот защитник может фиксировать процесс исключительно для удобства своей работы, объясняет логику Бородин. Он также цитирует определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда от 16 июня 2015 года № 14-АПУ15-3СП . Из него следует, что аудиозапись защиты - это не повод ставить под сомнение содержание протокола. Ведь ее вела только одна из сторон в процессе. А это с учетом состязательности процесса и заинтересованности «не гарантирует полноту, объективность и достоверность аудиоинформации».
Уголовный процесс: достоверность и допустимость
В силу очевидных причин аудио- и видеозаписи получили распространение именно в уголовном процессе. По коррупционным составам и делам о вымогательстве аудиозапись является весомым аргументом при установлении вины, приводит пример Дарья Константинова, партнер бюро . Такие доказательства все чаще предлагают не только правоохранительные органы, но и граждане, и их защитники, делится адвокат, председатель комиссии защиты прав адвокатов Алексей Иванов . Это могут быть данные с видеорегистраторов, записи уличных камер и тому подобное, перечисляет он.
Чтобы запись можно было использовать в суде, нужно установить ее подлинность, рассказывает Рагулина. Подтвердить ее может эксперт, который устанавливает невозможность монтирования или подделки в целом. Также важны привязки к месту и времени, продолжает Рагулина. Запись следует как можно быстрее направить следственной группе и уделить внимание ее оформлению - или протоколом выемки, или приложением к протоколу допроса, советует руководитель «Яковлева и партнеров».
Кроме достоверности, проверяют еще и соблюдение всех требований законодательства при получении аудио- и видеозаписей (в том числе в ходе оперативно-разыскной деятельности), говорит Клювгант. При этом надо помнить, что защита вправе использовать все способы, не запрещенные законом, а сторона обвинения может делать лишь то, что ей прямо разрешает закон, подчеркивает адвокат. Следователь или суд могут признать запись недопустимой [полученной с нарушением УПК - "Право.ru"], но это, как правило, связано с невозможностью убедиться в ее подлинности и достоверности, продолжает Константинова. По ее словам, запись потерпевшего или иного лица, так называемая «инициативка», по сложившейся практике признается допустимым доказательством. «Бывали случаи, когда фигурант сам записывал свои незаконные действия, потом это находили во время обыска и использовали как доказательство», - делится Константинова.
Иванов, наоборот, считает, что приобщить аудио- или видеоматериал к уголовному делу непросто, однако есть разные способы этому противостоять: например, использовать заключение специалиста. Но даже если запись попала в дело - это не гарантия того, что ее примут во внимание при вынесении итогового решения, отмечает Иванов. Его печалит и то, что адвокат, в отличие от следователя, лишен возможности фиксировать следственные действия. Если защитник сделает запись в тайне от следователя, она не будет иметь перспектив «по самым разнообразным и абсурдным основаниям», сетует Иванов. А ведь она могла бы решить многие проблемы, например, помочь бороться с незаконным давлением (нередко признательные показания «вымогаются» под угрозой заключения в СИЗО, и так далее).
* - имя и фамилия изменены редакцией
Как стало известно “Ъ”, Мещанский суд Москвы арестовал до 6 октября Владимира Королькова, бывшего гендиректора Запорожского титано-магниевого комбината (ЗТМК) - единственного в Европе производителя губчатого титана. Об аресте ходатайствовала прокуратура Москвы, основываясь на ордере Интерпола, инициированном украинской стороной. На родине бизнесмена обвиняют в крупном хищении. Сам он настаивает, что его уголовное преследование политически мотивировано и связано с личным конфликтом совладельца ЗТМК Дмитрия Фирташа с украинским президентом Петром Порошенко. Отметим, что в ходе заседания выяснилось, что Киевский суд, заочно арестовав господина Королькова, неверно указал место его рождения, а в уголовном деле отсутствует потерпевший, что противоречит украинскому законодательству. Между тем бизнесмен уже несколько месяцев назад отказался от гражданства Украины и считает себя россиянином.
Заседание Мещанского суда началось около 15:00 и продолжалось чуть более полутора часов. Так как дело было связано с экстрадицией, то ходатайство об аресте Владимира Королькова в суд направил и. о. Мещанского районного прокурора Евгений Власов. В документе сказано, что задержанный обвиняется украинскими властями в хищении путем растраты 492 млн гривен (1,4 млрд руб.), «являющихся вкладом компании Tolexis Trading Ltd в учредительный капитал ООО ЗТМК». Деньги, по версии украинского следствия, должны были «использоваться на развитие и техническую модернизацию предприятия».
Помимо этого, суду были представлены присланное из Киева фото Владимира Королькова, поручение Генпрокуратуры РФ на проведение экстрадиционной проверки в отношении него, ходатайство «компетентных органов Украины» о взятии задержанного под стражу «до получения требования по выдаче» и пр. Среди документов присутствовало и ходатайство о взятии под стражу, направленное Национальным антикоррупционным бюро Украины (НАБУ) от 4 июля этого года. В нем НАБУ, выражая «свое уважение компетентным органам Российской Федерации», информирует о фабуле дела. При этом подписавший документ «старший детектив Национального бюро третьего отдела детективов третьего подразделения детективов Главного подразделения детективов Национального антикоррупционного бюро» Крачук информирует российских коллег, что его ведомству стало известно о нахождении топ-менеджера ЗТМК после того, как господин Корольков через московского нотариуса «выдал доверенность на распоряжение своей квартирой в Запорожье».
Как стало известно в суде, бывший гендиректор запорожского предприятия обвиняется по ч. 5 ст. 191 УК Украины (хищение), а Соломянский райсуд Киева 2 ноября 2017 года его заочно арестовал. В связи с этим, настаивал прокурор, а также согласно ст. 56 и ст. 61 Конвенции о правовой помощи и ст. 2 Европейской конвенции о выдаче задержанного, Владимира Королькова следует арестовать и затем выдать украинским властям. Прокурор также отметил, что, оставаясь на свободе, задержанный может скрыться, так как не имеет постоянного места жительства на территории России.
Выступавшая против ареста защита задержанного отмечала, что преследование ее доверителя является политически мотивированным и стало следствием жесткого личного конфликта между украинским президентом Петром Порошенко и совладельцем ЗТМК Дмитрием Фирташем.
Как сообщали украинские СМИ в июле, предприятие было национализировано, после того как хозяйственный суд Запорожской области удовлетворил соответствующий иск специализированной антикоррупционной прокуратуры. Этим решением суд расторг договор о создании ООО ЗТМК от 22 февраля 2013 года, заключенный между фондом госимущества Украины и кипрской компанией Tolexis Trading Ltd, входящей в Group DF Дмитрия Фирташа.
Кроме того, адвокат господина Королькова обратил внимание на то, что Киевский райсуд в своем арестном решении местом рождения господина Королькова указал город Дзержинск Донецкой области, тогда как бизнесмен родился в Дзержинске Горьковской области.
Неверное указание места рождения, отметил защитник, не позволяет теперь «достоверно идентифицировать» Владимира Королькова «как лицо, находящееся в розыске».
Стоит отметить, что в ходатайстве НАБУ место рождения топ-менеджера указано верно.
Адвокат бывшего директора также отметил, что, судя по украинским материалам, переданным в Москву, в уголовном деле нет потерпевшего. А так как обвинение его клиенту относится, согласно УК Украины, к категории частного обвинения, то преследование экс-главы ЗТМК без наличия потерпевшего является незаконным. Наконец, по мнению защиты, выдача бизнесмена противоречит российской Конституции, так как задержанный несколько месяцев назад обратился за получением гражданства России, считает себя россиянином, а от украинского гражданства отказался.
Однако суд счел доводы прокуратуры Мещанского района более весомыми и арестовал Владимира Королькова до 6 октября. Представляющий интересы бывшего гендиректора ЗТМК адвокат Александр Забейда от комментариев по делу отказался, но заявил “Ъ”, что опротестует судебное решение в ближайшее время.
По данным “Ъ”, Владимира Королькова задержали 28 августа в бизнес-центре, расположенном на улице Красносельской, 5, где он работал.
Примерно в 15:40 в кабинет Владимира Королькова вошли сотрудники ОМВД Красносельского района и российского отделения Интерпола, которые предъявили экс-главе предприятия ордер на международный розыск и потребовали пройти с ними. Ночь задержанный провел в ИВС на Петровке, 38. Ордер Интерпола на задержание господина Королькова был с так называемым красным углом, который требует немедленного ареста.
Как следует из материалов дела, уголовное преследование господина Королькова было начато 4 ноября 2016 года.
По версии украинского следствия, господин Корольков, исполняя обязанности гендиректора ЗТМК, и топ-менеджер предприятия Владимир Сивак «по предварительному сговору», осознавая, что «возникнет безнадежная дебиторская задолженность» перед поставщиками электроэнергии, «оформили, подписали и заверили печатями» договор поручительства. Согласно ему, ЗТМК выступил поручителем перед ОАО «Запорожьеоблэнерго» по оплате задолженности за потребленную электроэнергию своего дочернего общества ГП ЗТМК. При этом, по версии следствия, заключение этого договора противоречило требованиям Устава обоих обществ. Как считает украинское следствие, оба фигуранта в результате своих действий растратили 492 млн гривен «путем злоупотребления служебным положением в особо крупном размере».
Владислав Трифонов
ЕСПЧ в своем постановлении от 25 апреля 2013 г. по делу Эркапич против Хорватии сделал важный прецедентный вывод о приоритете показаний свидетелей, данных в суде над протоколами допросов этих свидетелей на предварительном следствии.
По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции. Европейский Суд указал, что в отсутствие существенных оснований для противоположного понятие справедливого судебного разбирательства требует придавать бóльшее значение показаниям, данным в суде, по сравнению с протоколами допросов свидетелей на предварительном следствии, поскольку последние представляют собой, прежде всего, процесс сбора стороной обвинения информации в поддержку своей позиции.
Аргументация Европейского суда имеет большое практическое значение, поскольку может быть применима в Российской судебной практике.
ЕСПЧ посчитал, что протокола допросов свидетелей представляют собой процесс сбора стороной обвинения информации в поддержку своей позиции.
По смыслу УПК РФ, протокола допросов способны стать доказательствами по делу только после их оценки судом с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все доказательства в совокупности – достаточности для разрешения уголовного дела.
А до этого момента протокола допросов есть лишь просто информация, используемая обвинением в своих целях.
В соответствии с ч. 2 ст. 17 УПК РФ: «Никакие доказательства не имеют заранее установленной силы».
Может возникнуть мнение, что ЕСПЧ в своем решении Эркапич против Хорватии вопреки требованиям ст.17ч.2 УПК РФ придал доказательствам заранее установленную силу, обеспечив приоритет показаниям свидетелей в суде над показаниями на следствии.
Однако при внимательном изучении аргументации Европейского суда никакого противоречия не усматривается.
Объектом внимания суда было конкретное уголовное дело, в котором трое свидетелей на следствии давали уличающие обвиняемого показания о том, что именно он продал им наркотик. Но в суде выяснилось, что трое являлись наркоманами, а состояние одного из них характеризовалось изменением личности. Все свидетели отказались от ранее данных показаний, заявив, что они были получены под незаконным воздействием, а допрашивались они в отсутствие назначенных им адвокатов, которые пришли позже и просто подписали протокола.
Более того, данные свидетельские показания являлись решающими и единственными доказательствами вины заявителя, и в их отсутствие признание его виновным было бы невозможным.
Именно при таких явных и очевидных дефектах получения следственных допросов и при полной пассивности суда по проверке указанных свидетелями фактов, ЕСПЧ пришел к выводу, что показаниям в суде следовало бы придать большее значение, чем показаниям у следователя.
Кроме этого следовало иметь в виду, что ст.17 ч.2 УПК РФ декларирует равноудаленность суда от всех доказательств, предъявляемых как обвинением, так и защитой, но до их оценки в соответствующем процессуальном документе после проведенного их исследования и проверки.
Необходимо учитывать темпоральное действие данной процессуальной нормы. Никакие доказательства не имеют для суда заранее установленной силы, пока идет судебное следствие, но это правило перестает действовать в момент принятия решения об оценке доказательства в приговоре.
Между тем доказательственная ценность отдельных доказательств значительно выше других.
Согласно п.34 постановления Европейского суда по правам человека от 7 мая 2009г. по делу «Калачева против Российской Федерации» (Жалоба N 3451/05): «Европейский суд принимает к сведению вывод суда страны и довод властей Российской Федерации о том, что заявительница не представила достаточных доказательств отношений с А. и его отцовства. Однако Европейский суд отмечает, что в ходе национального разбирательства Кировский суд назначил ДНК-тест в целях разрешения данного спора об отцовстве. Тест продемонстрировал, что ответчик являлся отцом ребенка с вероятностью в 99,99%. Европейский суд принимает во внимание, что на сегодняшний день ДНК-тест является единственным научным методом точного установления отцовства по отношению к конкретному ребенку и его доказательственная ценность существенно перевешивает любое другое доказательство, представленное сторонами
с целью подтвердить или опровергнуть факт интимных отношений».
Или другой пример.
Европейский Суд по правам человека в своем постановлении от 25 июля 2013г. по делу «Ходорковский и Лебедев против России» (Khodorkovskiy and Lebedev v. Russia, жалобы NN 11082/06 и 13772/05) указал, что "отказ национальных судов допросить в судебном заседании двух экспертов, которые подготовили для стороны обвинения заключение экономической экспертизы, нарушал статью 6 §§ 1 и 3 (d) Конвенции, предусматривающую, с учетом ее толкования ЕСПЧ, право подвергать сомнению значимые доказательства обвинения. По мнению ЕСПЧ, указанное заключение экспертов представляло собой ключевое доказательство обвинения, так как выводы экспертов лежали в основе части обвинений против Ходорковского и Лебедева". Адвокаты, ведущие уголовную защиту, знакомы со сложившейся в судах порочной практикой, когда в подавляющем большинстве случаев при оценке достоверности показаний, данных в ходе досудебного производства и в суде, чаша весов Фемиды склоняется в пользу последних.
Причина такого поведения легко объяснима – именно протокола допросов, тенденциозно составленные следователями, удовлетворяют обвинительным потребностям суда, из лексикона которого постепенно исчезает само понятие оправдательного приговора.
Свои предпочтения судьи психологически объясняют тем обстоятельством, что свидетели (потерпевшие) в суде по прошествии нескольких месяцев могли что-то забыть, впасть в милосердие к подсудимому или попасть под его влияние.
Кроме этого, большинство нынешних судей, ранее носивших обвинительную шинель, прекрасно понимают, что первоначальные показания могли появиться как результат оказанного на свидетелей воздействия и именно такие показания, по их мнению, наиболее достоверны с точки зрения установления истины по делу.
Следует признать, что такие оправдательные аргументы не имеют процессуального значения и могут находиться исключительно в судейском подсознании, ведь в обвинительном приговоре об этом не укажешь.
Руководствуясь внутренним убеждением и будучи жестко привязанными к статистическим ориентирам, судьи, отдавая приоритет следственным показаниям, в приговоре скупо и шаблонно указывают: «поскольку данные показания соответствуют иным исследованным доказательствам».
Между тем, отечественный уголовно-процессуальный закон содержит в себе такие изъяны, которые при должной объективности суда позволяют придавать большую доказательственную силу допросам, произведенным в суде.
Дефекты допросов свидетелей (потерпевших) в ходе предварительного расследования хорошо заметны при сравнении с допросами свидетелей (потерпевших) судом.
Первое.
В ходе досудебного производства допрос свидетеля (потерпевшего) производит следователь или дознаватель, то есть заинтересованные представители стороны обвинения.
После проводов на правовую свалку истории статьи 20 УПК РСФСР говорящей о том, что следователь обязан объективно, полно и всесторонне исследовать обстоятельства дела, а также отсутствия иных процессуальных норм, призывающих следователя к объективности, последние поняли, что суть их деятельности – есть только обвинение.
Суд согласно требованиям ч.3 ст. 15 УПК РФ не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне защиты или обвинения.
В своем Постановлении от 28 ноября 1996г. N 19-П Конституционный Суд отметил, что этот принцип «предполагает такое построение судопроизводства, при котором функция правосудия (разрешения) дела, осуществляемая только судом, отделена от функций спорящих перед судом сторон. При этом суд обязан обеспечивать справедливое и беспристрастное разрешение спора, предоставляя сторонам равные возможности для отстаивания своих позиций, а потому не может принимать на себя выполнение их процессуальных (целевых) функций».
Иными словами следователь (дознаватель) заинтересован в обвинении, а, следовательно, в обвинительной направленности допроса, а судья – нет.
Второе.
Имеют значение условия и обстановка допроса.
Следователь (дознаватель) производит допрос свидетеля, как правило, в своем служебном кабинете, при отсутствии иных участвующих лиц, один на один.
Такая уединенная обстановка позволяет следователю с учетом своих обвинительных устремлений оказывать всяческое психическое воздействие на допрашиваемого, запугивать его, вводить в заблуждение, используя юридическую неосведомленность, давать читать часть составленного протокола, а заставлять подписывать его весь или не давать вовсе и т.д.
Этому способствует и несовершенство процессуального закона.
В соответствии со ст.189 УПК РФ: «Задавать наводящие вопросы запрещается. В остальном следователь свободен при выборе тактики допроса».
Данную норму можно понять, как позволяющую следователю задавать помимо наводящих и иные вопросы: не имеющие отношения к расследуемому уголовному делу или не относящиеся к предъявленному обвинению, некорректные, неконкретные, основанные на предположении или слухе, неоднократно заданные с целью получения нужного ответа и вопросы, подкрепляемые угрозами привлечения к уголовной ответственности, которые наиболее востребованы в следственной практике.
Практикующие адвокаты приведут десятки известных им примеров следственных злоупотреблений при допросе свидетелей, которые сложно доказуемы из-за особенностей непубличных допросов.
В суде допрос происходит публично и гласно, в присутствии участников процесса и иных граждан.
При этом наводящие вопросы либо вопросы, не имеющие отношения к делу, может снять председательствующий по своей инициативе либо по ходатайству стороны-оппонента.
Третье
Допрос в гостях у следователя полностью лишен элементов состязательности. Один лишь следователь вправе задавать вопросы. Сторона защиты лишена возможности присутствовать при допросе свидетеля (потерпевшего) и задавать ему вопросы.
В состязательном суде стороны защиты и обвинения, напротив, имеют возможность задать свидетелю вопросы.
Четвертое
Процедура допроса свидетеля (потерпевшего) в ходе досудебного производства не предусматривает обязательного участия адвоката – представителя.
Согласно ст.56 ч.4 п.6 УПК РФ свидетель вправе являться на допрос с адвокатом. Однако свидетели такой возможностью редко пользуются из-за материальных затруднений и отсутствия какой-либо заинтересованности от хода расследования.
Пресловутая следственная тайна как атавизм советского уголовного процесса не позволяет допустить адвоката защитника для участия в допросах потерпевшего и свидетелей обвинения.
Пятое
Особенности допроса свидетеля следователем создают предпосылки для нарушения последним процессуальных прав.
Каждый формализованный бланк протокола допроса содержит разъяснение процессуальных прав свидетелю (потерпевшему). Однако хорошо известно, что в подавляющем большинстве случаев следователь не разъясняет все права, предусмотренные ч.4 ст. 56 УПК РФ, а ограничивается лишь подпиской об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, требуя поставить подпись, подтверждающую, что все права разъяснены и понятны.
Не редко следователи умышленно не разъясняют свидетелям супругам или иным близким родственникам положения ст.51 Конституции РФ, а сразу начинают разъяснять ответственность по ст.ст. 307, 308 УК РФ.
Другие разъясняют положения ст.51 Конституции РФ и сразу приступают к допросу, не выяснив у свидетеля, понятна ли ему данная норма и желает ли он давать показания.
Не заинтересованы следователи разъяснять свидетелю и положения ст.56 ч.4 п.5 УПК РФ о праве заявлять ходатайства и приносить жалобы на действия и решения дознавателя и следователя.
Представители обвинения стараются опустить разъяснение ст.166 ч.6 УПК РФ о том, что протокол предъявляется для ознакомления и разъясняется право делать подлежащие внесению в протокол замечания о его дополнении и уточнении.
Некоторые свидетели, заметив уже в распечатанном протоколе несоответствия или искажения, стесняются сразу о них заявить. Другие, не желая выказать свою некомпетентность, не требуют разъяснения не понятных юридических терминов и иных оборотов, используемых следователем. В результате свидетелем подписываются искаженные показания.
В суде такие ситуации исключаются присутствием сторон и их процессуальной активностью.
Так, если суд забыл разъяснить свидетелю положения ст.51 Конституции РФ, то на это обстоятельство в порядке ст.243 УПК РФ может обратить внимание защитник или прокурор.
Шестое
Показания свидетеля (потерпевшего), оформленные в протоколе допросе – есть всегда неудачная копия показаний в трактовке следователя.
Среднестатистический потерпевший, давая показания, скажет: «Мне было страшно, и я боялся, что он меня побьет».
На что среднестатистический следователь напишет в протокол: «Я реально чувствовал угрозу применения насилия, опасного для жизни и здоровья и опасался ее осуществления».
Согласитесь, что юридическая обработка сказанного принципиально изменила ее суть и приблизила обвиняемого к определенной квалификации.
По этой причине свидетели (потерпевшие) достаточно часто в судах говорят: «Я этого не говорил».
На что грозные обвинители незамедлительно реагируют угрозами привлечения к уголовной ответственности заставляя испуганного свидетеля признать достоверность ранее данных показаний.
Статья 160 УПК РСФСР предусматривала после дачи свидетелем показаний, в случае его просьбы, возможность написать свои показания собственноручно, о чем делалась отметка в протоколе допроса. Такая норма позволяла свидетелю при желании самому изложить показания, избегая, таким образом, нежелательного соавторства.
К сожалению, ныне действующая ст.190 УПК РФ такого права свидетеля не предусматривает.
Искусственная следственная интерпретация почти всегда искажает первоначальный смысл и содержание сказанного.
Решить отмеченные проблемы могла бы обязательная видеозапись показаний свидетеля, которая впрочем, является лишь правом следователя и используется им в редких случаях.
В суде все совершенно иначе: суд и участники процесса слышат показания от первого лица, в подлиннике, они вправе также использовать аудиозапись.
Очевидно, что именно судебные показания с точки зрения их соответствия действительности заслуживают большего предпочтения, также как оригинал всегда ценится выше, чем копия.
Не сложно заметить, что сама процедура допроса свидетелей в суде, предусмотренная уголовно-процессуальным законом, в большей степени отвечает требованиям, предъявляемым к справедливому судебному разбирательству.
Напротив, процесс получения показаний свидетелей (потерпевших) в ходе предварительного расследования проходит с нарушением основных принципов уголовного судопроизводства: состязательности сторон, обеспечения подозреваемому и обвиняемому права на защиту, а иногда и с нарушением принципов уважения чести и достоинства, а также неприкосновенности личности.
Законодатель не желает менять сложившийся веками в России инквизиционный порядок производства, не желая замечать, что использование судом после оглашения показаний свидетелей (потерпевших), данных в ходе предварительного расследования, ставит под сомнение законность судебного акта, чем искажает суть самого правосудия.
Хорошо изучив установленный в России порядок допроса свидетелей, Евросуд сделал прецедентный вывод, но чтобы не придать доказательствам заранее установленную силу добавил, что такая оценка показаний свидетелей возможна при отсутствии существенных оснований для противоположного.
Какое это может иметь практическое значение?
В любом случае данное решение ЕСПЧ должно быть востребовано представителями стороны защиты в судебной практике.
Оно нам четко и недвусмысленно дает понять, что при наличии существенных процессуальных дефектов следственных протоколов допросов, симпатии Европейского суда будут отданы допросам свидетелей в суде.
Иначе и быть не должно, поскольку выглядит нелогичным и противоестественным пренебрегать тем, что получено в гласном и состязательном процессе, и принимать на веру полученное в тиши следственных кабинетов.
По изложенным выше причинам мы, вооружившись позицией Высшего суда, просим нижестоящий суд изменить приоритеты, отказаться от своих обвинительных привычек, обретая тем самым облик не обвинительного, а справедливого суда.
Спасибо адвокату Бозову Алексею за обнаружение прецедентного решения ЕСПЧ и ряд интересных идей.
