Ему показалось что он как будто ножницами. Преступление и наказание. Предметный мир в романе «Преступление и наказание»

На каком ху­до­же­ствен­ном при­е­ме стро­ит­ся по­след­нее пред­ло­же­ние отрывка?

Прочитайте приведённый ниже фрагмент текста и выполните задания В1-В7; С1-С2.

На Николаевском мосту ему пришлось еще раз вполне очнуться вследствие одного весьма неприятного для него случая. Его плотно хлестнул кнутом по спине кучер одной коляски, за то что он чуть-чуть не попал под лошадей, несмотря на то что кучер раза три или четыре ему кричал. Удар кнута так разозлил его, что он, отскочив к перилам (неизвестно почему он шел по самой середине моста, где ездят, а не ходят), злобно заскрежетал и защелкал зубами. Кругом, разумеется, раздавался смех.

— И за дело!

— Выжига какая-нибудь.

— Известно, пьяным представится да нарочно и лезет под колеса; а ты за него отвечай.

— Тем промышляют, почтенный, тем промышляют...

Но в ту минуту, как он стоял у перил и все еще бессмысленно и злобно смотрел вслед удалявшейся коляске, потирая спину, вдруг он почувствовал, что кто-то сует ему в руки деньги. Он посмотрел: пожилая купчиха, в головке и козловых башмаках, и с нею девушка, в шляпке и с зеленым зонтиком, вероятно дочь. «Прими, батюшка, ради Христа». Он взял и они прошли мимо. Денег двугривенный. По платью и по виду они очень могли принять его за нищего, за настоящего собирателя грошей на улице, а подаче целого двугривенного он, наверно, обязан был удару кнута, который их разжалобил.

Он зажал двугривенный в руку, прошел шагов десять и оборотился лицом к (1)________, по направлению дворца. Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на (2)_________ так редко бывает. Купол собора, который ни с какой точки не обрисовывается лучше, как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух можно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение. Боль от кнута утихла, и (3)_____________ забыл про удар; одна беспокойная и не совсем ясная мысль занимала его теперь исключительно. Он стоял и смотрел вдаль долго и пристально; это место было ему особенно знакомо. Когда он ходил в университет, то обыкновенно, — чаще всего, возвращаясь домой, — случалось ему, может быть раз сто, останавливаться именно на этом же самом месте пристально вглядываться в эту действительно великолепную панораму и каждый раз почти удивляться одному неясному и неразрешимому своему впечатлению. Необъяснимым холодом веяло на него всегда от этой великолепной панорамы; духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина... Дивился он каждый раз своему угрюмому и загадочному впечатлению и откладывал разгадку его, не доверяя себе, в будущее. Теперь вдруг резко вспомнил он про эти прежние свои вопросы и недоумения, показалось ему, что не нечаянно он вспомнил теперь про них. Уж одно то показалось ему дико и чудно, что он на том же самом месте остановился, как прежде, как будто и действительно вообразил, что может о том же самом мыслить теперь, как и прежде, и такими же прежними темами и картинами интересоваться, какими интересовался... еще так недавно. Даже чуть не смешно ему стало и в то же время сдавило грудь до боли. В какой-то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами, показалось ему теперь все это прежнее прошлое, и прежние мысли, и прежние задачи, и прежние темы, и прежние впечатления, и вся эта панорама, и он сам, и все, все... Казалось, он улетал куда-то вверх, и все исчезало в глазах его... Сделав одно невольное движение рукой, он вдруг ощутил в кулаке своем зажатый двугривенный. Он разжал руку, пристально поглядел на монетку, размахнулся и бросил ее в воду; затем повернулся и пошел домой. Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту.

Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание»

Вставьте вме­сто пропусков (1) и (2) на­зва­ние реки, о ко­то­рой идет речь в от­рыв­ке (слово за­пи­ши­те в име­ни­тель­ном падеже).

Пояснение.

Действие в дан­ном отрывке про­из­ве­де­ния Ф. М. До­сто­ев­ско­го «Преступление и наказание» про­ис­хо­дит рядом с рекой Невой.

Ответ: Нева.

Ответ: Нева

Вставьте вме­сто пропуска (3) фа­ми­лию героя, о ко­то­ром идет речь в отрывке.

Пояснение.

Главным ге­ро­ем романа Ф. М. До­сто­ев­ско­го «Преступление и наказание» яв­ля­ет­ся Родион Ро­ма­но­вич Раскольников, быв­ший студент. Считает, что имеет мо­раль­ное право со­вер­шать преступления, и убий­ство - толь­ко первая сту­пень­ка на бес­ком­про­мисс­ной дороге, ко­то­рая приведёт его к вершине. Бес­со­зна­тель­но выбирает в ка­че­стве жертвы са­мо­го слабого и без­за­щит­но­го члена общества, оправ­ды­вая это ни­чтож­но­стью жизни старухи-процентщицы, после убий­ства которой стал­ки­ва­ет­ся с же­сто­чай­шим психологическим шоком: убий­ство не де­ла­ет человека «избранным».

Ответ: Раскольников.

Ответ: Раскольников

Источник: Ян­декс: Тренировочная работа ЕГЭ по литературе. Ва­ри­ант 1.

Какое со­бы­тие отделило героя от «прежнего прошлого»? (ответьте одним словом)

Пояснение.

Это со­бы­тие − преступление.

Согласно идее (теории) Раскольникова, че­ло­ве­че­ство делится на «право имеющих» и «тварей дрожащих». «Право имеющие» (классическим при­ме­ром является Наполеон) имеют право со­вер­шить убийство или не­сколь­ко убийств ради бу­ду­щих великих свершений. Рас­коль­ни­ков считал, что если силь­ная личность убила ничтожество, ко­то­рое не несло ни­ко­му пользы, она тем самым сде­ла­ла всех счастливыми. Такое убий­ство в вос­при­я­тии Раскольникова не есть ни преступление, ни грех, тем более. Так он рассуждал, когда уби­вал старуху процентщицу, со­би­рал­ся помочь ее деньгами, ко­то­рые были на­жи­ты на чужом горе, таким же обездоленным, как и он. Однако, когда пре­ступ­ле­ние было со­вер­ше­но и руки Ро­ди­о­на оказались «в крови», он не смог ис­поль­зо­вать награбленные деньги, его со­весть была на­столь­ко чувствительной, что он не мог ру­ка­ми «убийцы» об­нять мать и сестру.

Ответ: преступление.

Ответ: преступление|убийство

Источник: Ян­декс: Тренировочная работа ЕГЭ по литературе. Ва­ри­ант 1.

Алинур Сабиров 14.11.2016 22:26

почему не подходит ответ "убийство", ведь это тоже событие, даже более конкретное, потому что преступлением можно назвать, допустим, воровство.

Татьяна Стаценко

Такой ответ у нас тоже предусмотрен, но всё же вернее будет написать «преступление», неслучайно же это слово вынесено автором в заглавие - в закономерности следования за преступлением наказания философский смысл романа.

Как на­зы­ва­ет­ся описание внеш­не­го по от­но­ше­нию к герою не­за­мкну­то­го пространства: природы, го­ро­да и т. п.?

Пояснение.

Такое опи­са­ние называется пейзажем. Пей­заж - изоб­ра­же­ние природы в ли­те­ра­тур­ном произведении. Чаще всего пей­заж необходим для того, чтобы обо­зна­чить место и об­ста­нов­ку действия (лес, поле, дорога, горы, река, море, сад, парк, деревня, по­ме­щи­чья усадьба и т. д.). При­ро­да является ча­стью предметного мира, изоб­ра­жен­но­го в произведении. Эта функ­ция пейзажных за­ри­со­вок - наи­бо­лее древняя. Она воз­ник­ла еще в уст­ном народном твор­че­стве и ши­ро­ко используется в про­из­ве­де­ни­ях русской клас­си­че­ской литературы XIX в. и в ли­те­ра­ту­ре XX в.

Ответ: пейзаж.

Ответ: пейзаж

Источник: Ян­декс: Тренировочная работа ЕГЭ по литературе. Ва­ри­ант 1.

Установите со­от­вет­ствие между тремя пер­со­на­жа­ми романа и их «взаимоотношениями» с Петербургом. К каж­дой позиции пер­во­го столбца под­бе­ри­те соответствующую по­зи­цию из вто­ро­го столбца.

Запишите в ответ цифры, расположив их в порядке, соответствующем буквам:

A	Б	В

Пояснение.

А-2: Мармеладов будет за­дав­лен каретой на ули­цах Петербурга. Это об­сто­я­тель­ство смерти Се­ме­на Захаровича Мар­ме­ла­до­ва в про­из­ве­де­ния Ф.М. До­сто­ев­ско­го «Преступление и наказание».

Б-4: Лужин рас­смат­ри­ва­ет Петербург как место, где можно сде­лать хорошую карьеру. Пётр Пет­ро­вич Лужин, адвокат, пред­при­им­чи­вый и эго­и­стич­ный делец. Жених Ав­до­тьи Романовны. Возможно, его мо­ти­вы не так од­но­знач­но очевидны, по­сколь­ку изначально так счи­та­ет только Раскольников; же­ла­ет навязать ей сво­е­го рода патернализм, по­ста­вить в за­ви­си­мое положение. По­сколь­ку Авдотья обя­за­на ему своим улуч­шив­шим­ся положением и от­но­си­тель­ным благополучием. Из не­при­яз­ни к Рас­коль­ни­ко­ву и желая по­ссо­рить его с семьей, пы­та­ет­ся оболгать Софью Мармеладову, сфаль­си­фи­ци­ро­вать совершённую якобы ею кражу.

В-1: Свидригайлов имеет свежий, не пе­тер­бург­ский цвет лица. Аркадий Ива­но­вич Свидригайлов был от­лич­но сохранившийся че­ло­век и ка­зав­ший­ся гораздо мо­ло­же своих пя­ти­де­ся­ти лет. Росту выше среднего, дородный, с ши­ро­ки­ми и кру­ты­ми плечами, что при­да­ва­ло ему не­сколь­ко сутуловатый вид. Ще­голь­ски и ком­форт­но одет: одеж­да летняя, легкая. В осо­бен­но­сти щеголял он бельем. Смот­рел­ся осанистым барином. В руках - кра­си­вая трость, ко­то­рою он по­сту­ки­вал с каж­дым шагом по тротуару. Руки - в све­жих перчатках. Широкое, ску­ли­стое лицо до­воль­но приятно. Цвет лица свежий, не петербургский. Во­ло­сы очень еще густые, со­всем белокурые и чуть-чуть с проседью. Широкая, гу­стая борода, спус­кав­ша­я­ся лопатой, была еще свет­лее головных волос. Губы алые. Го­лу­бые глаза смот­ре­ли холодно, при­сталь­но и вдумчиво. На паль­це был огром­ный перстень с до­ро­гим камнем.

Свидригайлов при­над­ле­жит к дво­рян­ско­му сословию. Два года слу­жил в кавалерии. Был шулером. Во­семь лет назад в ком­па­нии мошенников «валандался» в Петербурге. За долги в семь­де­сят тысяч руб­лей Свидригайлова «посадили было» в тюрьму. Из дол­го­вой тюрьмы («за трид­цать тысяч сребреников») Свид­ри­гай­ло­ва выкупила влюблённая в него по­ме­щи­ца Марфа Петровна. Зна­чи­тель­но старше (пятью годами) сво­е­го избранника. Ревнивая, пламенная, честная, не­глу­пая (хотя и необразованная). Марфа Пет­ров­на увезла Ар­ка­дия Ивановича в имение. Семь лет без­вы­езд­но Аркадий Ива­но­вич прожил в деревне, за­ни­мал­ся хозяйством («порядочным хо­зя­и­ном стал»). Дети Свид­ри­гай­ло­ва живут у тётки, богаты, «отец им не надобен».

Ответ: 241.

Ответ: 241

Источник: Ян­декс: Тренировочная работа ЕГЭ по литературе. Ва­ри­ант 1.

Ответ: антитеза.

Ответ: антитеза

Он чувствует во всем себе

Страшный беспорядок.

Ф. М. Достоевский

Роман (бессмертное произведение) Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" - это произведение, посвященное истории того, как долго и трудно, через страдания и ошибки, шла мятущаяся человеческая душа к постижению истины.

Достоевский показывает в своем романе, как теория может столкнуться с логикой жизни и к каким страшным последствиям это способно привести. По мнению писателя, живой жизненный процесс, с его логикой жизни, всегда опровергает, делает несостоятельной любую теорию - и самую передовую, революционную, и самую преступную. Значит, делать жизнь по теории нельзя. И поэтому главная философская мысль романа раскрывается не в системе логических доказательств и опровержений, а как столкновение человека, одержимого крайне преступной теорией, с жизнью, опровергающей эту теорию.

Для Достоевского, человека глубоко религиозного, смысл человеческой жизни заключается в постижении христианских идеалов любви к ближнему. Рассматривая с этой точки зрения преступление Раскольникова, он выделяет в нем в первую очередь факт преступления им нравственных законов, а не юридических. Родион Раскольников - человек, по христианским понятиям глубоко грешный. Имеется в виду не грех убийства, а гордыня, нелюбовь к людям, мысль о том, что все - "твари дрожащие", а он, возможно, "право имеющий", избранный. Грех убийства, по Достоевскому, вторичен. Преступление Раскольникова - это игнорирование христианских заповедей, а человек, который в своей гордыне сумел преступить, по религиозным понятиям способен на все.

Теория Раскольникова построена на неравенстве людей, на избранности одних и унижении других. И убийство старухи задумано как жизненная проверка этой теории на частном примере. Такой способ изображения убийства очень ярко выявляет авторскую позицию: преступление, которое совершил Раскольников, - это низкое, подлое дело, с точки зрения самого Раскольникова. Но он совершил его сознательно, "преступил" свою человеческую натуру, самого себя. И хотя он действовал сознательно, но в то же время как будто и не по своей воле, так, будто краем одежды попал в колесо, и оно его затянуло под себя. Достоевский усиливает это впечатление изображением цепочки случайностей.

В трактире Раскольников подслушал рассуждения студента о том, что во имя высоких целей можно убить старуху-процентщицу. Совершенно страшной для самого Раскольникова случайностью оказалось убийство им Лизаветы. Убив старуху-процентщицу, Раскольников перевел себя в разряд людей, к которому не принадлежат ни "квартальные поручики", ни Разумихин, ни сестра, ни мать, ни Соня, ни Заметов. Он отрезал себя от людей "как будто ножницами". Это мешает Раскольникову не только спокойно жить, но и просто жить. Человеческая натура его не принимает этого отчуждения от людей. Оказывается, человек, даже такой гордый, как Раскольников, не может жить без общения с людьми. Поэтому душевная борьба героя становится все напряженнее и запутаннее, она идет по множеству направлений, и каждое приводит в тупик.

Раскольников по-прежнему верит в непогрешимость своей идеи и презирает себя за слабость, за бездарность; то и дело называет себя подлецом. Но в то же время он страдает от невозможности общения с матерью и сестрой - думать о них так же мучительно, как думать об убийстве Лизаветы. И он старается не думать, потому что иначе придется решить вопрос, куда же их отнести по своей теории - к какому разряду людей. По логике его теории они должны принадлежать к "низшему" разряду, и, следовательно, топор другого Раскольникова может обрушиться на их головы, и на головы Сони, Полечки, Катерины Ивановны. Он не может этого пережить. Ему невыносима мысль о том, что его теория сходна с теориями Лужина и Свидригайлова, он ненавидит их, но не имеет права на эту ненависть. "Мать, сестра, как люблю я их! Отчего теперь я их ненавижу? Да, я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя не могу выносить..." В этом монологе выявляется весь ужас его положения: человеческая натура Раскольникова столкнулась с его нечеловеческой теорией. Но теория победила.

Так все-таки, "обыкновенный" или "необыкновенный" человек Раскольников? Этот вопрос волнует героя более старухиных денег.

Достоевский, разумеется, не согласен с философией Раскольникова и заставляет героя самому убедиться в ее ложности. Писатель следует той же логике, с помощью которой он привел Ракольникова к убийству. Можно сказать, что сюжет имеет зеркальный характер: сначала преступление христианских заповедей, потом убийство, сначала признание убийства, затем постижение идеала любви к ближнему, истинное раскаяние, очищение, воскрешение к новой жизни. Как же Раскольников смог постичь ошибочность собственной теории и возродиться к новой жизни? Так же, как сам Достоевский обрел свою истину: через страдания. Необходимость, неизбежность страдания на пути постижения смысла жизни, обретения счастья - краеугольный камень философии Достоевского.

Проводником философии Достоевского в романе "Преступление и наказание" является Соня Мармеладова, вся жизнь которой - самопожертвование. Силой своей любви, способностью претерпеть любые муки она возвышает Раскольникова до себя и дает ему возможность воскреснуть.

Философские вопросы, над разрешением которых мучился Родион Раскольников, занимали умы многих мыслителей, от Наполеона до Ницше, с его культом сильной личности, "сверхчеловека".

Достоевский не показывает нравственного воскрешения своего героя, потому что его роман не о том. Задача писателя была показать, какую власть над человеком способна иметь идея и какой страшной, какой преступной она может быть.

Идея героя о праве сильного на преступление оказалась абсурдной. Жизнь победила теорию.

», часть 2 , глава 2 .)

...Раскольников уже выходил на улицу. На Николаевском мосту ему пришлось еще раз вполне очнуться вследствие одного весьма неприятного для него случая. Его плотно хлестнул кнутом по спине кучер одной коляски, за то что он чуть-чуть не попал под лошадей, несмотря на то что кучер раза три или четыре ему кричал. Удар кнута так разозлил его, что он, отскочив к перилам (неизвестно почему он шел по самой середине моста, где ездят, а не ходят), злобно заскрежетал и защелкал зубами. Кругом, разумеется, раздавался смех.

– И за дело!

– Выжига какая-нибудь.

– Известно, пьяным представится да нарочно и лезет под колеса; а ты за него отвечай.

– Тем промышляют, почтенный, тем промышляют…

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия

Но в ту минуту, как он стоял у перил и всё еще бессмысленно и злобно смотрел вслед удалявшейся коляске, потирая спину, вдруг он почувствовал, что кто-то сует ему в руки деньги. Он посмотрел: пожилая купчиха, в головке и козловых башмаках, и с нею девушка, в шляпке и с зеленым зонтиком, вероятно дочь. «Прими, батюшка, ради Христа». Он взял, и они прошли мимо. Денег двугривенный. По платью и по виду они очень могли принять его за нищего, за настоящего собирателя грошей на улице, а подаче целого двугривенного он, наверно, обязан был удару кнута, который их разжалобил.

Он зажал двугривенный в руку, прошел шагов десять и оборотился лицом к Неве, по направлению дворца. Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на Неве так редко бывает. Купол собора, который ни с какой точки не обрисовывается лучше, как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух можно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение. Боль от кнута утихла, и Раскольников забыл про удар; одна беспокойная и не совсем ясная мысль занимала его теперь исключительно. Он стоял и смотрел вдаль долго и пристально; это место было ему особенно знакомо. Когда он ходил в университет, то обыкновенно, – чаще всего, возвращаясь домой, – случалось ему, может быть раз сто, останавливаться именно на этом же самом месте, пристально вглядываться в эту действительно великолепную панораму и каждый раз почти удивляться одному неясному и неразрешимому своему впечатлению. Необъяснимым холодом веяло на него всегда от этой великолепной панорамы; духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина… Дивился он каждый раз своему угрюмому и загадочному впечатлению и откладывал разгадку его, не доверяя себе, в будущее. Теперь вдруг резко вспомнил он про эти прежние свои вопросы и недоумения, и показалось ему, что не нечаянно он вспомнил теперь про них. Уж одно то показалось ему дико и чудно, что он на том же самом месте остановился, как прежде, как будто и действительно вообразил, что может о том же самом мыслить теперь, как и прежде, и такими же прежними темами и картинами интересоваться, какими интересовался… еще так недавно. Даже чуть не смешно ему стало и в то же время сдавило грудь до боли. В какой-то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами, показалось ему теперь всё это прежнее прошлое, и прежние мысли, и прежние задачи, и прежние темы, и прежние впечатления, и вся эта панорама, и он сам, и всё, всё… Казалось, он улетал куда-то вверх и всё исчезало в глазах его… Сделав одно невольное движение рукой, он вдруг ощутил в кулаке своем зажатый двугривенный. Он разжал руку, пристально поглядел на монетку, размахнулся и бросил ее в воду; затем повернулся и пошел домой. Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту.

Он пришел к себе уже к вечеру, стало быть, проходил всего часов шесть. Где и как шел обратно, ничего он этого не помнил. Раздевшись и весь дрожа, как загнанная лошадь, он лег на диван, натянул на себя шинель и тотчас же забылся…

Текущая страница: 22 (всего у книги 71 страниц)

Шрифт:

100% +

Предметный мир в романе «Преступление и наказание»

В романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» все события, окружающая обстановка (города, дома, комнаты) даются через восприятие их главным героем – Родионом Раскольниковым. А так как сознание героя, все его мысли и чувства охвачены ощущением крайней безысходности, отвращения к окружающей его обстановке, то, естественно, картина получается весьма и весьма мрачной.

Через весь роман проходит тема «желтого» Петербурга – желтого от пыли и невероятной духоты (действие романа происходит летом); желтого, как цвет, которым издавна в России выкрашивали стены лечебниц для душевнобольных. Город представляется читателю своеобразным котлом, в котором перевариваются людская ненависть, пошлость, порочность, а также отчаяние, неприкаянность, бедность.

Читатель знакомится с Петербургом только благодаря перемещениям Раскольникова, поэтому показан не весь город, а только та его часть, через которую проходит маршрут героя: распивочная, трактиры, тесные душные улицы. Тема Петербурга связана с главной темой роман – темой преступления.

Сама атмосфера Петербурга – катализатор преступления, его почва. Описание разнообразных деталей вещественного мира производит тяжелое впечатление: мы чувствуем, как нас затягивает огромное болото тоски и безысходности; вместе с героями романа мы ощущаем себя живыми мертвецами. Недаром ведь Достоевский «поселяет» своего героя в темной каморке, похожей на гроб.

Описываемые в романе предметы позволяют современному читателю не только живо представить обстановку того времени, быт петербуржцев средних и низших слоев, но и лучше понять своеобразие образов центральных персонажей. Так, Раскольников отдает в заклад старухе-процентщице часы, доставшиеся от отца, и колечко Дуни, которое она подарила ему на память. Писатель практически не акцентирует внимание на этих деталях, однако внимательный читатель прекрасно понимает, что герой дошел до крайней степени нужды, раз ему пришлось расстаться с самыми дорогими для себя предметами.

Для самого Раскольникова материальные ценности не имеют практически никакого значения. Решившись на преступление, он даже не задумывается о возможности ограбления, которое, при удачном стечении обстоятельств, позволит ему расплатиться с долгами и начать по-настоящему новую жизнь (продолжить обучение в университете).

Подробное описание обстановки дома и комнат, в которых живут старуха с сестрой Лизаветой, призваны, на мой взгляд, показать читателям непричастность Раскольникова к миру злодеев и преступников по закону (сам он, в отличие от них, является преступником идейным).

Во время совершения страшного преступления Раскольников оставляет дверь открытой. Затем с наивностью ребенка прячет старухины вещи под камнем в отдаленном переулке. После убийства деньги (как впрочем, и другие материальные ценности) теряют для Раскольникова значение, и потому, получив от случайно встреченной купчихи милостыню в двадцать копеек, он бросает их в Неву.

«Он разжал руку, пристально поглядел на монетку, размахнулся и бросил ее в воду; затем повернулся и пошел домой. Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту».

Важной деталью в системе предметных образов романа являются Евангелие и нательный крестик, доставшиеся Соне Мармеладовой от убитой Раскольниковым Лизаветы, а от нее – самому герою. Приняв их, Родион, таким образом, принимает на себя вину за совершенное им страшное преступление, за убийство невинного человека. Для него эти два предмета, как видно из эпилога романа, становятся символами новой – чистой и безгрешной – жизни, направленной на искупление вины и на облегчение судьбы «униженных и оскорбленных».

Внимательный читатель может найти массу интересных предметных образов в рассматриваемом романе, которые позволят ему углубить представление об идейном своеобразии данного произведения.

Преступление и наказание Родиона Раскольникова в одноименном романе Ф. М. Достоевского

Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» считается одним из наиболее «проблемных» произведений мировой художественной литературы и характеризуется особой актуальностью. Роман был написан в конце 60-х гг. XIX в. и отразил безысходность в жизни многих людей, вскрыл нравственные пороки общества, вызвав ожесточенные споры, которые продолжаются и по сей день. Главный герой романа – Родион Раскольников – бедный студент Петербургского университета. В уме Раскольникова рождается идея деления людей на обыкновенных и необыкновенных. Необыкновенные люди, считает Раскольников, это великие личности, творцы истории, которые не останавливаются ни перед чем ради идеи.

Достоевский оказывается пророком, так как теория Раскольникова во многом перекликается с теорией богочеловека Ницше, возникшей уже на рубеже столетий. Следовательно, мы уже не имеем права называть Раскольникова психически больным человеком, и идея его не случайна, а закономерна и соответствует веяниям времени.

Достоевский говорит о том, что подобного рода идеи могут рождаться только в нездоровом обществе. В романе сама среда, образ жизни людей становятся причиной рождения этой ужасной теории. Петербург сравнивается Достоевским с домом без форточек: все погрязли в разврате, пошлости, среда неумолимо затягивает людей, делает их либо бесчеловечно жестокими, либо совершенно бессильными, в любой момент готовыми совершить самоубийство.

Одержимый страшной идеей, Раскольников решает проверить свою теорию на самом себе, для чего и замышляет убийство старухи процентщицы. Однако Раскольников не учитывает тот факт, что у каждого человека есть душа, нравственный стержень, моральные устои, которые в любой момент могут восстать против рассудочных выводов и решений. В начале романа живую, искреннюю, сопротивляющуюся злу душу Раскольникова подавляет холодный, одержимый идеей разум, но в конце его духовное начало снова одерживает победу.

Рассказывая о терзаниях Родиона Раскольникова, Достоевский излагает читателям свою концепцию «почвенничества», развивает христианскую идею, согласно которой каждый человек должен жить по велению своей души. Только двадцать процентов в человеке разума, остальное – душа, считает писатель. Ни в коем случае нельзя вступать в конфликт с самим собой, переступать черту нравственности. Достоевский считает, что нужно жить по вечным христианским законам, веря в Бога, соблюдая заповеди.

Эти идеи Достоевский воплотил в героине своего романа – Сонечке Мармеладовой. Именно вера помогает девушке выжить в ужасных условиях. Жертвуя собой, она спасает от голодной смерти свою семью, идет на панель, забыв о стыде. По-моему, Сонечка – это идеальная героиня романа, воплотившая в себе любовь ко всему человечеству, она – символ величайшего страдания, глубочайшей веры и истинной непорочности.

Раскольников ищет в Сонечке союзницу по преступлению, а она в нем – союзника по наказанию. Только Сонечка по-настоящему понимает Раскольникова, помогает ему разобраться в себе и в окружающих, только ей он рассказывает о своем страшном поступке. Можно даже сказать, что именно Сонечка спасает Раскольникова, убедив его признаться в содеянном. Ведь юридическое наказание – это только формальность. Гораздо глубже и сильнее душевные муки человека, совершившего преступление. В этом-то и состоит трагедия Раскольникова, его наказание.

Несмотря на всю тягостность и мрачность повествования, роман заканчивается достаточно оптимистично. На каторге начинается духовное возрождение Раскольникова. Он признает порочность своей идеи, перед ним открывается дорога в светлое будущее.

Роман Достоевского «Преступление и наказание» показывает нравственные и психологические искания героев, доказывает актуальность и жизненность христианских норм. Роман говорит о необходимости полноценной нравственной жизни. Глубокий психологизм и философская направленность произведения делают его необыкновенно актуальным в наше «смутное» время, указывая путь к возрождению духовных традиций общества.

Образ князя Мышкина в романе Ф. М. Достоевского «Идиот»

В основе романа «Идиот» лежит попытка изобразить тип человека, достигшего полной духовной и нравственной гармонии. В «Идиоте» Ф. М. Достоевский попытался собрать вместе всех представителей современного общества и показать, что, как бы ни отличались их идейные взгляды на происходящее, есть все же близкие черты и в положительных, и в отрицательных порывах. Вся эта общность связана с двойственной природой человека.

Главный действующий персонаж произведения – князь Мышкин, возвращающийся после продолжительного лечения за границей в клинике для душевнобольных. Достоевский очень мало повествует нам о самом князе Мышкине. По замыслу автора, подобная «закрытая» личность тяготеет к природному началу. Чистота сознания Мышкина, лишенная каких бы то ни было условностей, приводит к разрушению сословных преград. Данный тип человека был необычайно нов для светского общества. Настасья Филипповна даже восклицает о князе: «Первый раз вижу человека».

Достоевский задумал образ князя Мышкина как человека, максимально приблизившегося к идеалу Христа. Писатель отважился на решительный шаг: посмотреть на современный мир сквозь призму Христовой проповеди.

Образ Христа в произведении Достоевского не случаен. Персонажи романа «Идиот» иногда называют князя юродивым, но не в церковном смысле, а просто как чудака. Описание князя Мышкина, как известно, прямо ориентировано на образ Христа. «На свете есть одно только положительно прекрасное лицо – Христос». Достоевский говорил и о том, что предпочтет Христа истине, если окажется, что истина не с Христом. В черновых записях Мышкин прямо назван «князь Христос».

Существует ряд аналогий между «князем Христосом» и евангельским Христом в произведении. Но князь Мышкин – не посланец Христа, его идея – открытие человеческого в самом человеке. Мышкин подобен образу Христа лишь потому, что так же готов идти на любые жертвы во имя ближнего. Так же, как и Христа, Мышкина не понимают и не принимают в обществе, считая «не от мира сего». Но князь Мышкин – живой человек со своим особым характером. В князе Мышкине поражает то чувство внутреннего достоинства, с которым он умеет держать себя при любых обстоятельствах. Проницательный, наделенный даром сердечного понимания чужой души, Мышкин действует на каждого обновляющее и исцеляющее. С ним все становятся чище, улыбчивее, доверчивее и откровеннее.

Но такие порывы сердечного общения в людях, отравляемых ядом эгоизма, благотворны и опасны одновременно. Мгновенные, секундные исцеления в этих людях сменяются порой вспышками еще более исступленной гордости. Получается, что своим влиянием князь пробуждает сердечность и обостряет противоречия больной, тщеславной души человека. Спасая мир, он провоцирует катастрофу.

Душу Мышкина переполняет любовь – сострадание к человечеству. Она же проявляется и в отношениях с двумя близкими его сердцу женщинами – их две, и опять-таки это не случайно. Чувство к одной из них – Настасье Филипповне – автор определяет как любовь-жертву, «любовь для нее». «Любовь для себя» Мышкин обретает в отношениях с Аглаей Епанчиной. Это раздвоение в любви не дает покоя Мышкину. На протяжении всего романа Настасья Филипповна и тянется к Мышкину и отталкивает его от себя. Человеческие поступки всегда сложнее, чем о них привыкли думать, и часто побеждают не те чувства, каких ожидаешь.

Вот и для Настасьи Филипповны свершается ожидаемое чудо: такой человек приходит и предлагает руку и сердце. Но вместо ожидаемого мира он приносит Настасье Филипповне обострение страданий. Появление князя, как мы знаем, не только не успокаивает, но доводит до гибели… Но и в любви к Аглае доминирует сугубо возвышенное духовное начало. Аглая однажды говорит Мышкину: «У вас нежности нет: одна правда, стало быть, – несправедливо». Говоря о «несправедливости», Аглая пытается сформулировать, определить свое ощущение от как бы слишком возвышенного характера любви князя.

Образ Мышкина во многом напоминает образ ДонКихота, и он тоже занимает свое место среди литературных героев. Глубокая духовная связь с традициями своего народа сделали этого героя актуальным и по сей день!

Настасья Филипповна – «гордая красавица» и «оскорбленное сердце»

Настасья Филипповна – одна из главных героинь романа Ф. М. Достоевского «Идиот». В ее образе переплетаются две линии, из которых одна сводится к формуле «гордая красавица», а другая – к формуле «оскорбленное сердце». В семилетнем возрасте героиня осиротела и воспитывалась в деревне богатого помещика Тоцкого, который, когда ей минуло шестнадцать лет, сделал ее своей любовницей. Переехав в Петербург, робкая и задумчивая девочка превращается в ослепительную красавицу, в «необыкновенное и неожиданное существо», одержимое гордостью, мстительностью и презрительной ненавистью к своему «благодетелю».

Так перед читателями возникает образ гордой и своенравной девушки, которая все, что ни делает, делает лишь «со злости». Автор искусно подготовил встречу этих двух «образов чистой красоты». Сначала князь слышит о Настасье Филипповне, потом три раза рассматривает ее портрет. «Так это Настасья Филипповна? – промолвил он, внимательно и любопытно поглядев на портрет. – Удивительно хороша!»

На портрете была изображена действительно «необыкновенной красоты женщина». При первом взгляде князь видит только красоту, а при втором замечает ее муку и печаль. «Удивительное лицо – говорит он, – лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами, в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое...»

Но князь Мышкин бросается ее спасать – он предлагает ей свою руку. Как затравленный зверек, Настасья Филипповна начинает метаться между поклонниками. Она жаждет спасения. Но ей ли, наложнице Тоцкого, мечтать о счастье с князем? Ей ли, «рогожинской», быть княгиней? Она упивается позором и сжигает себя гордостью. Связать свою судьбу с князем – это значит забыть обиду, боль, простить людям то унижение, которому они ее подвергли. Легко ли человеку, в душе которого так долго вытаптывали все святое, заново поверить в чистую, возвышенную любовь, добро и красоту? Героиня тянется к князю из жажды идеала, любви, прощения и одновременно отталкивается от него по мотивам собственной недостойности, из побуждений уязвленной гордости, не позволяющей забыть обиды, горечь унижения и принять любовь и прощение. «Замирания» в ее душе не происходит, напротив, нарастает бунт, завершающийся тем, что она фактически сама торопиться к роковой черте жизни своей. Из церкви, в подвенечном платье, убегает от Мышкина и покорно подставляет себя под нож Рогожина. Злой дух разжигает в изгнаннице гордость и сознание виновности, толкая ее на гибель. Мышкин же пытается спасти ее, но не знает как. Он думает, что словами вроде «вы не виноваты» разобьет оковы опутавшего ее зла. Но Настасья Филипповна сознает свое падение и жаждет искупления греха, а князь постоянно ей, падшей, говорит о ее же безгрешности.

Судьба Настасьи Филипповны чрезвычайно трагична. Она «осквернена», унижена, возбуждает у большинства окружающих нечистые и злые чувства: тщеславие у Гани, сладострастие у Тоцкого и Епанчина, чувственную страсть у Рогожина. Любовь князя не спасает, а только губит ее. Полюбив его, Настасья Филипповна казнит себя, «уличную», и сознательно идет на смерть. Мышкин знает, что она гибнет из-за него, но старается убедить себя, что это не так, что, «может, Бог и устроит их вместе». Он жалеет ее, как «несчастную помешанную», но любит другую – Аглаю. Однако когда соперница оскорбляет Настасью Филипповну, князь не может вынести ее «отчаянного безумного лица» и с мольбой говорит Аглае: «Разве это возможно! Ведь она... такая несчастная!».

Теперь Настасья Филипповна не может больше заблуждаться. Жалость князя не любовь и любовью никогда не была. Вот почему Рогожин в финальной сцене приводит Мышкина к ее смертному ложу. Вдвоем бодрствуют они над телом убитой, они – сообщники: они оба убили ее своею «любовью». Всю свою жизнь эта «необыкновенной красоты женщина» была несчастна и одинока, с малых лет она знала, что такое страдание, горечь и боль. Так, вроде бы и не желая того, окружавшее ее общество загубило на этой земле одну из «гордых красавиц» с «оскорбленным сердцем».

«Мир денег» в романе достоевского «Идиот»

С первых же страниц романа «Идиот» читатель попадает в мир, где основную роль играют миллионеры, капиталисты, дельцы, ростовщики и авантюристы. К сильным мира сего в первую очередь конечно же можно отнести генерала Епанчина, который принимает участие в откупах, имеет значительный голос в солидных акционерных компаниях, «слывет человеком с большими деньгами». Он имеет два дома в Петербурге, «выгодное поместье» и фабрику. Это новый тип русского сановника-капиталиста.

Его бывший сослуживец, отставной генерал Иволгин, живет в бедности, жена его сдает комнаты жильцам, дочь Варя собирается выйти замуж за солидного молодого человека Птицына, хотя про него и известно, «что он специально занимается наживанием денег, отдачей их в быстрый рост под более или менее верные залоги». Сын же Иволгина – Ганя – ставит перед собой цель: приобрести капитал, не гнушаясь средствами и не боясь каких бы то ни было препятствий.

Первая часть романа построена на запутанной интриге, в центре которой – деньги. «Новый» человек Ганя – жаден и самолюбив. Ему прежде всего нужен «капитал». Решаясь жениться на «чужих грехах», то есть на Настасье Филипповне, он в то же время боится упустить богатую невесту Аглаю и умоляет дать ему надежду. Та отвергает его с презрением. «У него душа грязная», – говорит она князю Мышкину, – «он знает и не решается, он знает и все-таки гарантии просит. Он на веру жениться не в состоянии».

Человек нового поколения только и думает, что о могуществе, и находит его источник в деньгах. В романе «Идиот» показана роковая власть денег над человеческой душой. Практически все герои одержимы жаждой наживы, все они или ростовщики, или воры, или авантюристы.

Птицын отдает деньги под солидные проценты и знает свой предел. Он лишь желает купить два-три доходных дома. Генерал Иволгин просит у всех денег взаймы и в конце концов заканчивает воровством.

Тема власти денег усиливается размышлениями по этому поводу самих персонажей. Ганя говорит князю, что «здесь ужасно мало честных людей, честнее Птицына нет». Его тринадцатилетний брат Коля философствует на эту же тему. Его детская душа уже уязвлена порочным обществом. «Здесь ужасно мало честных людей», – замечает и он, – «так даже некого уважать... И заметили вы, князь, в наш век все – авантюристы! И именно у нас в России, в нашем любезном отечестве. И как это так все устроилось, не понимаю. Кажется, уж как крепко стояло, а что теперь... Родители первые на попятный и сами своей прежней морали стыдятся. Вон, в Москве, родитель уговаривал сына ни перед чем не отступать для добывания денег... Все ростовщики, все, вплоть до единого».

Мотив денег вводится в роман и рассказом Фердыщенко о самом дурном в его жизни поступке: он украл три рубля у знакомых, а в краже обвинили служанку, которую выгнали. Никаких угрызений совести герой ни тогда, ни потом не испытывал. И рассказчик заключает: «Мне вот все кажется, что на свете гораздо более воров, чем „неворов“, и что нет даже такого самого честного человека, который бы хоть раз в жизни чего-нибудь не украл».

Настасья Филипповна разочаровалась во всех. Она с горечью осознает, что деньги в этом мире играют слишком большую роль, что ради них можно «человека зарезать», и личность не представляет совершенно никакого интереса. «Ведь теперь их всех такая жажда обуяла, так их разнимает на деньги, что они словно одурели. Сам ребенок, а уж лезет в ростовщики. А то намотает на бритву шелку, закрепит да тихонько сзади и зарежет приятеля, как барана...»

Этот «темный, проклятый, грязный мир» перестал ценить и уважать какие-либо человеческие качества и достоинства, все здесь утратило смысл и благие намерения, и ничто этих обитателей так не стало интересовать, как деньги, деньги, деньги... Единственное, во что верили и верят, так это в могущество и власть «золотого тельца», перед которым и спешат преклониться.

II

«А что, если уж и был обыск? Что, если их как раз у себя и застану?»

Но вот его комната. Ничего и никого; никто не заглядывал. Даже Настасья не притрогивалась. Но, господи! Как мог он оставить давеча все эти вещи в этой дыре?

Он бросился в угол, запустил руку под обои и стал вытаскивать вещи и нагружать ими карманы. Всего оказалось восемь штук: две маленькие коробки с серьгами или с чем-то в этом роде – он хорошенько не посмотрел; потом четыре небольшие сафьянные футляра. Одна цепочка была просто завернута в газетную бумагу. Еще что-то в газетной бумаге, кажется орден…

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия

Он поклал всё в разные карманы, в пальто и в оставшийся правый карман панталон, стараясь, чтоб было неприметнее. Кошелек тоже взял заодно с вещами. Затем вышел из комнаты, на этот раз даже оставив ее совсем настежь.

Он шел скоро и твердо, и хоть чувствовал, что весь изломан, но сознание было при нем. Боялся он погони, боялся, что через полчаса, через четверть часа уже выйдет, пожалуй, инструкция следить за ним; стало быть, во что бы ни стало, надо было до времени схоронить концы. Надо было управиться, пока еще оставалось хоть сколько-нибудь сил и хоть какое-нибудь рассуждение… Куда же идти?

Это было уже давно решено: «Бросить всё в канаву, и концы в воду, и дело с концом». Так порешил он еще ночью, в бреду, в те мгновения, когда, он помнил это, несколько раз порывался встать и идти: «поскорей, поскорей, и всё выбросить». Но выбросить оказалось очень трудно.

Он бродил по набережной Екатерининского канала уже с полчаса, а может и более, и несколько раз посматривал на сходы в канаву, где их встречал. Но и подумать нельзя было исполнить намерение: или плоты стояли у самых сходов и на них прачки мыли белье, или лодки были причалены, и везде люди так и кишат, да и отовсюду с набережных, со всех сторон, можно видеть, заметить: подозрительно, что человек нарочно сошел, остановился и что-то в воду бросает. А ну как футляры не утонут, а поплывут? Да и конечно так. Всякий увидит. И без того уже все так и смотрят, встречаясь, оглядывают, как будто им и дело только до него. «Отчего бы так, или мне, может быть, кажется», – думал он.

Наконец пришло ему в голову, что не лучше ли будет пойти куда-нибудь на Неву? Там и людей меньше, и незаметнее, и во всяком случае удобнее, а главное – от здешних мест дальше. И удивился он вдруг: как это он целые полчаса бродил в тоске и тревоге, и в опасных местах, а этого не мог раньше выдумать! И потому только целые полчаса на безрассудное дело убил, что так уже раз во сне, в бреду решено было! Он становился чрезвычайно рассеян и забывчив и знал это. Решительно надо было спешить!

Он пошел к Неве по В – му проспекту; но дорогою ему пришла вдруг еще мысль: «Зачем на Неву? Зачем в воду? Не лучше ли уйти куда-нибудь очень далеко, опять хоть на Острова, и там где-нибудь, в одиноком месте, в лесу, под кустом, – зарыть всё это и дерево, пожалуй, заметить?» И хотя он чувствовал, что не в состоянии всего ясно и здраво обсудить в эту минуту, но мысль ему показалась безошибочною.

Но и на Острова ему не суждено было попасть, а случилось другое: выходя с В – го проспекта на площадь, он вдруг увидел налево вход во двор, обставленный совершенно глухими стенами. Справа, тотчас же по входе в ворота, далеко во двор тянулась глухая небеленая стена соседнего четырехэтажного дома. Слева, параллельно глухой стене и тоже сейчас от ворот, шел деревянный забор, шагов на двадцать в глубь двора, и потом уже делал перелом влево. Это было глухое отгороженное место, где лежали какие-то материалы. Далее, в углублении двора, выглядывал из-за забора угол низкого, закопченного, каменного сарая, очевидно часть какой-нибудь мастерской. Тут, верно, было какое-то заведение, каретное или слесарное, или что-нибудь в этом роде; везде, почти от самых ворот, чернелось много угольной пыли. «Вот бы куда подбросить и уйти!» – вздумалось ему вдруг. Не замечая никого во дворе, он прошагнул в ворота и как раз увидал, сейчас же близ ворот, прилаженный у забора желоб (как и часто устраивается в таких домах, где много фабричных, артельных, извозчиков и проч.), а над желобом, тут же на заборе, надписана была мелом всегдашняя в таких случаях острота: «Сдесь становитца воз прещено». Стало быть, уж и тем хорошо, что никакого подозрения, что зашел и остановился. «Тут всё так разом и сбросить где-нибудь в кучку и уйти!»

Оглядевшись еще раз, он уже засунул и руку в карман, как вдруг у самой наружной стены, между воротами и желобом, где всё расстояние было шириною в аршин, заметил он большой неотесанный камень , примерно, может быть, пуда в полтора весу, прилегавший прямо к каменной уличной стене. За этою стеной была улица, тротуар, слышно было, как шныряли прохожие, которых здесь всегда немало; но за воротами его никто не мог увидать, разве зашел бы кто с улицы, что, впрочем, очень могло случиться, а потому надо было спешить.

Он нагнулся к камню, схватился за верхушку его крепко, обеими руками, собрал все свои силы и перевернул камень. Под камнем образовалось небольшое углубление; тотчас же стал он бросать в него всё из кармана. Кошелек пришелся на самый верх, и все-таки в углублении оставалось еще место. Затем он снова схватился за камень, одним оборотом перевернул его на прежнюю сторону, и он как раз пришелся в свое прежнее место, разве немного, чуть-чуть казался повыше. Но он подгреб земли и придавил по краям ногою. Ничего не было заметно.

Тогда он вышел и направился к площади. Опять сильная, едва выносимая радость, как давеча в конторе, овладела им на мгновение. «Схоронены концы! И кому, кому в голову может прийти искать под этим камнем? Он тут, может быть, с построения дома лежит и еще столько же пролежит. А хоть бы и нашли: кто на меня подумает? Всё кончено! Нет улик!» – и он засмеялся. Да, он помнил потом, что он засмеялся нервным, мелким, неслышным, долгим смехом, и всё смеялся, всё время, как проходил через площадь. Но когда он ступил на К – й бульвар, где третьего дня повстречался с тою девочкой, смех его вдруг прошел. Другие мысли полезли ему в голову. Показалось ему вдруг тоже, что ужасно ему теперь отвратительно проходить мимо той скамейки, на которой он тогда, по уходе девочки, сидел и раздумывал, и ужасно тоже будет тяжело встретить опять того усача, которому он тогда дал двугривенный: «Черт его возьми!»

Он шел, смотря кругом рассеянно и злобно. Все мысли его кружились теперь около одного какого-то главного пункта, – и он сам чувствовал, что это действительно такой главный пункт и есть и что теперь, именно теперь, он остался один на один с этим главным пунктом, – и что это даже в первый раз после этих двух месяцев.

«А черт возьми это всё! – подумал он вдруг в припадке неистощимой злобы. – Ну началось, так и началось, черт с ней и с новою жизнью! Как это, господи, глупо!.. А сколько я налгал и наподличал сегодня! Как мерзко лебезил и заигрывал давеча с сквернейшим Ильей Петровичем! А впрочем, вздор и это! Наплевать мне на них на всех, да и на то, что я лебезил и заигрывал! Совсем не то! Совсем не то!.».

Вдруг он остановился; новый, совершенно неожиданный и чрезвычайно простой вопрос разом сбил его с толку и горько его изумил:

«Если действительно всё это дело сделано было сознательно, а не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и не заглянул в кошелек и не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно шел? Да ведь ты в воду его хотел сейчас бросить, кошелек-то, вместе со всеми вещами, которых ты тоже еще не видал… Это как же?»

Да, это так; это всё так. Он, впрочем, это и прежде знал, и совсем это не новый вопрос для него; и когда ночью решено было в воду кинуть, то решено было безо всякого колебания и возражения, а так, как будто так тому и следует быть, как будто иначе и быть невозможно… Да, он это всё знал и всё помнил; да чуть ли это уже вчера не было так решено, в ту самую минуту, когда он над сундуком сидел и футляры из него таскал… А ведь так!..

«Это оттого что я очень болен, – угрюмо решил он наконец, – я сам измучил и истерзал себя, и сам не знаю, что делаю… И вчера, и третьего дня, и всё это время терзал себя… Выздоровлю и… не буду терзать себя… А ну как совсем и не выздоровлю? Господи! Как это мне всё надоело!.». Он шел не останавливаясь. Ему ужасно хотелось как-нибудь рассеяться, но он не знал, что сделать и что предпринять. Одно новое, непреодолимое ощущение овладевало им всё более и более почти с каждой минутой: это было какое-то бесконечное, почти физическое отвращение ко всему встречавшемуся и окружающему, упорное, злобное, ненавистное. Ему гадки были все встречные, – гадки были их лица, походка, движения. Просто наплевал бы на кого-нибудь, укусил бы, кажется, если бы кто-нибудь с ним заговорил…

Он остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском острове, подле моста. «Вот тут он живет, в этом доме, – подумал он. – Что это, да никак я к Разумихину сам пришел! Опять та же история, как тогда… А очень, однако же, любопытно: сам я пришел или просто шел да сюда зашел? Всё равно; сказал я… третьего дня… что к нему после того на другой день пойду, ну что ж, и пойду! Будто уж я и не могу теперь зайти…»

Он поднялся к Разумихину в пятый этаж.

Тот был дома, в своей каморке, и в эту минуту занимался, писал, и сам ему отпер. Месяца четыре как они не видались. Разумихин сидел у себя в истрепанном до лохмотьев халате, в туфлях на босу ногу, всклокоченный, небритый и неумытый. На лице его выразилось удивление.

– Что ты? – закричал он, осматривая с ног до головы вошедшего товарища; затем помолчал и присвистнул.

– Неужели уж так плохо? Да ты, брат, нашего брата перещеголял, – прибавил он, глядя на лохмотья Раскольникова. – Да садись же, устал небось! – и когда тот повалился на клеенчатый турецкий диван, который был еще хуже его собственного, Разумихин разглядел вдруг, что гость его болен.

– Да ты серьезно болен, знаешь ты это? – Он стал щупать его пульс; Раскольников вырвал руку.

– Не надо, – сказал он, – я пришел… вот что: у меня уроков никаких… я хотел было… впрочем, мне совсем не надо уроков…

– А знаешь что? Ведь ты бредишь! – заметил наблюдавший его пристально Разумихин.

– Нет, не брежу… – Раскольников встал с дивана. Подымаясь к Разумихину, он не подумал о том, что с ним, стало быть, лицом к лицу сойтись должен. Теперь же, в одно мгновение, догадался он, уже на опыте, что всего менее расположен, в эту минуту, сходиться лицом к лицу с кем бы то ни было в целом свете. Вся желчь поднялась в нем. Он чуть не захлебнулся от злобы на себя самого, только что переступил порог Разумихина.

– Прощай! – сказал он вдруг и пошел к двери.

– Да ты постой, постой, чудак!

– Не надо!.. – повторил тот, опять вырывая руку.

– Так на кой черт ты пришел после этого! Очумел ты, что ли? Ведь это… почти обидно. Я так не пущу.

– Ну, слушай: я к тебе пришел, потому что, кроме тебя, никого не знаю, кто бы помог… начать… потому что ты всех их добрее, то есть умнее, и обсудить можешь… А теперь я вижу, что ничего мне не надо, слышишь, совсем ничего… ничьих услуг и участий… Я сам… один… Ну и довольно! Оставьте меня в покое!

– Да постой на минутку, трубочист! Совсем сумасшедший! По мне ведь как хочешь. Видишь ли: уроков и у меня нет, да и наплевать, а есть на Толкучем книгопродавец Херувимов, это уж сам в своем роде урок. Я его теперь на пять купеческих уроков не променяю. Он этакие изданьица делает и естественнонаучные книжонки выпускает, – да как расходятся-то! Однизаглавия чего стоят! Вот ты всегда утверждал, что я глуп; ей-богу, брат, есть глупее меня! Теперь в направление тоже полез; сам ни бельмеса не чувствует, ну а я, разумеется, поощряю. Вот тут два с лишком листа немецкого текста, – по-моему, глупейшего шарлатанства: одним словом, рассматривается, человек ли женщина или не человек? Ну и, разумеется, торжественно доказывается, что человек. Херувимов это по части женского вопроса готовит; я перевожу; растянет он эти два с половиной листа листов на шесть, присочиним пышнейшее заглавие в полстраницы и пустим по полтиннику. Сойдет! За перевод мне по шести целковых с листа, значит, за все рублей пятнадцать достанется, и шесть рублей взял я вперед. Кончим это, начнем об китах переводить, потом из второй части «confessions» какие-то скучнейшие сплетни тоже отметили, переводить будем; Херувимову кто-то сказал, что будто бы Руссо в своем роде Радищев . Я, разумеется, не противоречу, черт с ним! Ну, хочешь второй лист «Человек ли женщина?» переводить? Коли хочешь, так бери сейчас текст, перьев бери, бумаги – всё это казенное – и бери три рубля: так как я за весь перевод вперед взял, за первый и за второй лист, то, стало быть, три рубля прямо на твой пай и придутся. А кончишь лист – еще три целковых получишь. Да вот что еще, пожалуйста, за услугу какую-нибудь не считай с моей стороны. Напротив, только что ты вошел, я уж и рассчитал, чем ты мне будешь полезен. Во-первых, я в орфографии плох, а во-вторых, в немецком иногда просто швах, так что всё больше от себя сочиняю и только тем и утешаюсь, что от этого еще лучше выходит. Ну а кто его знает, может быть, оно и не лучше, а хуже выходит… Берешь или нет?

Раскольников молча взял немецкие листки статьи, взял три рубля и, не сказав ни слова, вышел. Разумихин с удивлением поглядел ему вслед. Но дойдя уже до первой линии, Раскольников вдруг воротился, поднялся опять к Разумихину и, положив на стол и немецкие листы, и три рубля, опять-таки ни слова не говоря, пошел вон.

– Да у тебя белая горячка, что ль! – заревел взбесившийся наконец Разумихин. – Чего ты комедии-то разыгрываешь! Даже меня сбил с толку… Зачем же ты приходил после этого, черт?

– Не надо… переводов… – пробормотал Раскольников, уже спускаясь с лестницы.

– Так какого же тебе черта надо? – закричал сверху Разумихин. Тот молча продолжал спускаться.

– Эй, ты! Где ты живешь?

Ответа не последовало.

– Ну так чер-р-рт с тобой!..

Но Раскольников уже выходил на улицу. На Николаевском мосту ему пришлось еще раз вполне очнуться вследствие одного весьма неприятного для него случая. Его плотно хлестнул кнутом по спине кучер одной коляски, за то что он чуть-чуть не попал под лошадей, несмотря на то что кучер раза три или четыре ему кричал. Удар кнута так разозлил его, что он, отскочив к перилам (неизвестно почему он шел по самой середине моста, где ездят, а не ходят), злобно заскрежетал и защелкал зубами. Кругом, разумеется, раздавался смех.

– И за дело!

– Выжига какая-нибудь.

– Известно, пьяным представится да нарочно и лезет под колеса; а ты за него отвечай.

– Тем промышляют , почтенный, тем промышляют…

Но в ту минуту, как он стоял у перил и всё еще бессмысленно и злобно смотрел вслед удалявшейся коляске, потирая спину, вдруг он почувствовал, что кто-то сует ему в руки деньги. Он посмотрел: пожилая купчиха, в головке и козловых башмаках, и с нею девушка, в шляпке и с зеленым зонтиком, вероятно дочь. «Прими, батюшка, ради Христа». Он взял, и они прошли мимо. Денег двугривенный. По платью и по виду они очень могли принять его за нищего, за настоящего собирателя грошей на улице, а подаче целого двугривенного он, наверно, обязан был удару кнута, который их разжалобил.

Он зажал двугривенный в руку, прошел шагов десять и оборотился лицом к Неве, по направлению дворца. Небо было без малейшего облачка, а вода почти голубая, что на Неве так редко бывает. Купол собора, который ни с какой точки не обрисовывается лучше, как смотря на него отсюда, с моста, не доходя шагов двадцать до часовни, так и сиял, и сквозь чистый воздух можно было отчетливо разглядеть даже каждое его украшение. Боль от кнута утихла, и Раскольников забыл про удар; одна беспокойная и не совсем ясная мысль занимала его теперь исключительно. Он стоял и смотрел вдаль долго и пристально; это место было ему особенно знакомо. Когда он ходил в университет, то обыкновенно, – чаще всего, возвращаясь домой, – случалось ему, может быть раз сто, останавливаться именно на этом же самом месте, пристально вглядываться в эту действительно великолепную панораму и каждый раз почти удивляться одному неясному и неразрешимому своему впечатлению. Необъяснимым холодом веяло на него всегда от этой великолепной панорамы; духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина… Дивился он каждый раз своему угрюмому и загадочному впечатлению и откладывал разгадку его, не доверяя себе, в будущее. Теперь вдруг резко вспомнил он про эти прежние свои вопросы и недоумения, и показалось ему, что не нечаянно он вспомнил теперь про них. Уж одно то показалось ему дико и чудно, что он на том же самом месте остановился, как прежде, как будто и действительно вообразил, что может о том же самом мыслить теперь, как и прежде, и такими же прежними темами и картинами интересоваться, какими интересовался… еще так недавно. Даже чуть не смешно ему стало и в то же время сдавило грудь до боли. В какой-то глубине, внизу, где-то чуть видно под ногами, показалось ему теперь всё это прежнее прошлое, и прежние мысли, и прежние задачи, и прежние темы, и прежние впечатления, и вся эта панорама, и он сам, и всё, всё… Казалось, он улетал куда-то вверх и всё исчезало в глазах его… Сделав одно невольное движение рукой, он вдруг ощутил в кулаке своем зажатый двугривенный. Он разжал руку, пристально поглядел на монетку, размахнулся и бросил ее в воду; затем повернулся и пошел домой. Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя сам от всех и всего в эту минуту.

Он пришел к себе уже к вечеру, стало быть, проходил всего часов шесть. Где и как шел обратно, ничего он этого не помнил. Раздевшись и весь дрожа, как загнанная лошадь, он лег на диван, натянул на себя шинель и тотчас же забылся…

Он очнулся в полные сумерки от ужасного крику. Боже, что это за крик! Таких неестественных звуков, такого воя, вопля, скрежета, слез, побои и ругательств он никогда еще не слыхивал и не видывал. Он и вообразить не мог себе такого зверства, такого исступления. В ужасе приподнялся он и сел на своей постели, каждое мгновение замирая и мучаясь. Но драки, вопли и ругательства становились всё сильнее и сильнее. И вот, к величайшему изумлению, он вдруг расслышал голос своей хозяйки. Она выла, визжала и причитала, спеша, торопясь, выпуская слова так, что и разобрать нельзя было, о чем-то умоляя, – конечно, о том, чтоб ее перестали бить, потому что ее беспощадно били на лестнице. Голос бившего стал до того ужасен от злобы и бешенства, что уже только хрипел, но все-таки и бивший тоже что-то такое говорил, и тоже скоро, неразборчиво, торопясь и захлебываясь. Вдруг Раскольников затрепетал как лист: он узнал этот голос; это был голос Ильи Петровича. Илья Петрович здесь и бьет хозяйку! Он бьет ее ногами, колотит ее головою о ступени, – это ясно, это слышно по звукам, по воплям, по ударам! Что это, свет перевернулся, что ли? Слышно было, как во всех этажах, по всей лестнице собиралась толпа, слышались голоса, восклицания, всходили, стучали, хлопали дверями, сбегались. «Но за что же, за что же, и как это можно!» – повторял он, серьезно думая, что он совсем помешался. Но нет, он слишком ясно слышит!.. Но, стало быть, и к нему сейчас придут, если так, «потому что… верно, всё это из того же… из-за вчерашнего… Господи!» Он хотел было запереться на крючок, но рука не поднялась… да и бесполезно! Страх, как лед, обложил его душу, замучил его, окоченил его… Но вот наконец весь этот гам, продолжавшийся верных десять минут, стал постепенно утихать. Хозяйка стонала и охала, Илья Петрович всё еще грозил и ругался… Но вот наконец, кажется, и он затих; вот уж и не слышно его; «неужели ушел! Господи!» Да, вот уходит и хозяйка, всё еще со стоном и плачем… вот и дверь у ней захлопнулась… Вот и толпа расходится с лестниц по квартирам, – ахают, спорят, перекликаются, то возвышая речь до крику, то понижая до шепоту. Должно быть, их много было; чуть ли не весь дом сбежался. «Но боже, разве всё это возможно! И зачем, зачем он приходил сюда!»

Раскольников в бессилии упал на диван, но уже не мог сомкнуть глаз; он пролежал с полчаса в таком страдании, в таком нестерпимом ощущении безграничного ужаса, какого никогда еще не испытывал. Вдруг яркий свет озарил его комнату: вошла Настасья со свечой и с тарелкой супа. Посмотрев на него внимательно и разглядев, что он не спит, она поставила свечку на стол и начала раскладывать принесенное: хлеб, соль, тарелку, ложку.

– Небось со вчерашнего не ел. Целый-то день прошлялся, а самого лихоманка бьет.

– Настасья… за что били хозяйку?

Она пристально на него посмотрела.

– Кто бил хозяйку?

– Сейчас… полчаса назад, Илья Петрович, надзирателя помощник, на лестнице… За что он так ее избил? и… зачем приходил?..

Настасья молча и нахмурившись его рассматривала и долго так смотрела. Ему очень неприятно стало от этого рассматривания, даже страшно.

– Настасья, что ж ты молчишь? – робко проговорил он наконец слабым голосом.

– Это кровь, – отвечала она наконец, тихо и как будто про себя говоря.

– Кровь!.. Какая кровь?.. – бормотал он, бледнея и отодвигаясь к стене. Настасья продолжала молча смотреть на него.

– Никто хозяйку не бил, – проговорила она опять строгим и решительным голосом. Он смотрел на нее, едва дыша.

– Я сам слышал… я не спал… я сидел, – еще робче проговорил он. – Я долго слушал… Приходил надзирателя помощник… На лестницу все сбежались, из всех квартир…

– Никто не приходил. А это кровь в тебе кричит. Это когда ей выходу нет и уж печенками запекаться начнет, тут и начнет мерещиться… Есть-то станешь, что ли?

Он не отвечал. Настасья всё стояла над ним, пристально глядела на него и не уходила.

– Пить дай… Настасьюшка.

Она сошла вниз и минуты через две воротилась с водой в белой глиняной кружке; но он уже не помнил, что было дальше. Помнил только, как отхлебнул один глоток холодной воды и пролил из кружки на грудь. Затем наступило беспамятство.

…выходя с В-го проспекта - заметил он большой неотесанный камень… - « Ф. М. в первые недели нашей брачной жизни, гуляя со мной, - вспоминает жена писателя, - завел меня во двор одного дома и показал камень, под которым его Раскольников спрятал украденные у старухи вещи. Двор этот находится по Вознесенскому проспекту, второй от Максимилиановского переулка, на его месте построен громадный дом, где теперь редакция немецкой газеты. На мой вопрос, зачем же ты забрел на этот пустынный двор? Федор Михайлович ответил: А за тем, за чем заходят в укромные места прохожие». (Примеч. А. Г. Достоевской).

«Confessions» - «Исповедь» (франц.) - автобиографическое произведение Жан-Жака Руссо (1712–1778), написанное в 1770-х годах и изданное посмертно (1782–1789). В 1865 г. в переводе Ф. Г. Устрялова вошла в издание «Классические иностранные писатели в русском переводе» (СПб. Ч. 1–4).

Тем промышляют… - В газетах того времени нередко рассказывалось о петербургских бедняках, промышлявших тем, что они нарочно бросались под колеса экипажа, чтобы получить вспомоществование по увечью.