миграция китайский производительный россиянин
Китайская миграция в Россию стала предметом возрастающего общественного интереса с середины 90-х годов прошлого века. Вопрос этот с самого начала оказался чрезвычайно «заряженным» и политически и эмоционально. Чрез рассказы и рассуждения о «китайском пришествии в Россию» выражались самые острые и противоречивые взгляды отечественных и зарубежных авторов на исторические перспективы нашей страны в связи с грядущим развитием ее отношений с Китаем, на реальность «желтой опасности» и «демографической экспансии» со стороны восточного соседа, на необходимость для России наконец-то осуществить «неизбежный выбор» между западничеством и евразийством.
Попытаемся осветить взгляды некоторых россиян и китайцев по этой проблеме.
Официальная позиция российского руководства по отношению к феномену китайской миграции выглядит в настоящее время следующей. Исходя из интересов укрепления российско-китайских отношений, Кремль предпочитает не выделять проблему китайских мигрантов и не поддерживать страсти вокруг нее, периодически вспыхивающие в российских СМИ. В то же время в ходе контактов с высшим китайским руководством российская сторона в корректной форме регулярно доводила до сведения Пекина свою озабоченность по данному вопросу и выражала готовность к нахождению здесь взаимоприемлемых решений.
В.Г. Гельбрас (Институт стран Азии и Африки при МГУ) полагает, что китайским мигрантам надо предложить «человеческие условия существования» и в то же время не допустить формирования в России территориальных анклавов с китайским этническим большинством.
А.Г. Ларин (Институт Дальнего Востока Российской Академии наук, Москва) оценивает проблему китайских мигрантов в современной России как феномена, значение которого будет «каждым годом возрастать».
По мнению В.Л. Ларина, регулярно критикующего Москву, т.е. федеральный центр, за отсутствие четко политики по отношению и к Дальнему Востоку, и к Китаю, проблема китайской миграции превращена некоторыми политиками в «способ отвлечения населения от поиска истинных виновников критического состояния экономики на Дальнем Востоке».
Ж.А. Зайончковская (Институт народно-хозяйственного прогнозирования РАН) считает иммиграцию китайцев в Россию одним из наиболее естественных путей, позволяющих хотя бы частично компенсировать растущую депопуляцию в стране (ООН прогнозирует сокращение численности населения России с нынешних 145 млн. человек до 138 млн. к 2025 г., и это самый оптимистический прогноз из всех имеющихся). По мнению Ж.А. Зайончковской, к середине ХХI века численность китайцев в России может достичь 7-10 млн. человек, и они в этом случае превратятся во вторую по численности нацию нашей страны после русских.
Некоторые российские политологи рассматривают китайскую миграцию, особенно в перспективе, как прямую угрозу национальным интересам и самой территориальной целостности. Российский фактор, ведущий к изменению мирового баланса сил в пользу Китая.
Оценивая тенденции и перспективы миграционного процессов на Дальнем Востоке, президент В.В. Путин во время пребывания в Благовещенске, сделал многозначительное заявление: «Если в ближайшее время не предпримем реальных усилий по развитию Дальнего Востока, то русское население через несколько десятилетий будет в основном говорить на японском, китайском и корейском языках».
Российский исследователь П.Я. Бакланов полагает, что «в целом, рубеж безопасной миграции находится в интервале до 5 млн. человек… Если общий объем мигрантов превышает численность постоянного населения приграничного района, то, возможно, изменение статуса этого коренного населения и резкое возрастание этнической общности населения по обе стороны границы».
Известный предприниматель Б. Березовский в своем «Манифесте российского либерализма» использует идеи профессора Ракитского: «Конечно, рано или поздно Сибирь будет заполнена китайцами! Вопрос не в этом, а в том, будут ли они россиянами или нет. Это зависит от нас. Если китайцам в России жить будет лучше, чем в Китае, - ничего страшного. Просто у нас в армии будут служить российские граждане китайской национальности».
Концепция профессора Л.Л. Рыбаковского (институт социально-политических исследований РАН) предусматривает максимальную мобилизацию такого миграционного потенциала, который, возрождая экономическую жизнь на Дальнем Востоке, одновременно обладал бы лояльным отношением к российскому государству.
Александр Храмчихин полагает, что масштабы китайской миграции в Россию нынешним эсхатологическим российским сознанием сильно преувеличены. Что, впрочем, и неудивительно - отношение к китайцам как к угрозе характерно вообще для всего христианского мира, а в России оно усиливается и многочисленными субъективными факторами. Однако следует все-таки смотреть правде в глаза - их на данный момент в нашей стране не миллионы, а несколько сот тысяч. Причем большая часть их проживает не на Дальнем Востоке, а в Москве - кто не верит, пусть съездит на Черкизовский рынок (это который «новый АСТ»). А кто не был там, поверьте на слово - рядом с нами, в рамках Москвы существует огромный отдельный город, официальными языками общения которого являются китайский и азербайджанский, население которого превышает население среднего российского города в несколько раз и который снабжает и Россию, и страны СНГ практически всеми товарами народного (в прямом смысле слова) потребления.
Президент Академии общественных наук провинции Хэйлунцзян Цюй Вэй на одной из совместных двусторонних конференций, выражая готовность направить на Дальний Восток практически неограниченное количество китайских рабочих, утверждал: «Россия нуждается не в десятках или сотнях тысяч, а в миллионах китайских рабочих рук в интересах развития своей экономики. Предлагается, чтобы российское правительство поставило на повестку дня вопрос о принятии политики, поощряющей приезд китайской рабочей силы в Россию, создавало у общественности доброжелательное отношение к появлению китайской рабочей силы на российском рынке».
«Измайловский босс» Вэнь Цзиньхуа, например, весьма хладнокровно и трезво анализирует причины распространения в России страхов по поводу «китайской демографической экспансии» и «желтой опасности». Вэнь прежде всего достаточно обосновано опровергает панические сведения о «миллионах китайцев», якобы уже заполонивших российский Дальний Восток. Он подчеркивает, что Россия исторически никогда не была страной эмигрантов, а многие приграничные с Китаем области в последние десятилетия вообще были закрыты для иностранцев. Появление там хотя бы какого-то количества китайцев не могло не вызвать обеспокоенности психологически не готовых к этому местных жителей. Дело усугубляется тем, что за китайцами стоит быстро развивающееся сопредельное государство, а сама Россия переживает сейчас далеко не лучшие времена. Вэнь Цзиньхуа призывает соотечественников принять во внимание все эти обстоятельства, личным примером убеждать россиян в возможности и полезности налаживания дружеских связей с обитающими в России китайцами. Вообще, многие «пишущие» представители китайской диаспоры подчеркивают, что в значительной степени российские китайцы должны винить себя самих за не самое благоприятное впечатление, которое подчас складывается у местных жителей от общения с ними.
Самый главный вывод, который можно сделать уже сейчас, заключается в следующем: появление китайской общины в России - свершившийся факт, реальность нашей жизни.
Между тем, китайская миграция - фактор слишком важный в экономическом и политическом смысле для России, чтобы его можно было отдавать на откуп частным интересам, будь то интересы крупных корпораций, или чиновников любого ранга, или мафиозно-предпринимательских структур, связанных теневыми отношениями с китайскими коммерсантами. С каждым годом значение этого фактора будет только возрастать. Проблема китайской миграции требует постоянного пристального внимания со стороны государства, которое было бы в состоянии доброжелательно и вместе с тем твердо направлять ее деятельность в русло, отвечающее целям возрождения России. Которое, в свою очередь, есть необходимое условие стабильного развития наших отношений с КНР в духе дружбы и добрососедства.
В процессах саморазвития и совместного уважения две великие соседние державы продолжают путь творческого поиска, глубже познают себя и друг друга. Как свидетельствует восточная мудрость - «Дорогу осилит идущий».
Специально для сайта «Перспективы»
Марат Пальников
Пальников Марат Степанович – ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам (ИНИОН) РАН, кандидат экономических наук.
Главная специфика современной эмиграции из Китая - в том, что этот «исход» сознательно, хотя и не всегда явно направляется Пекином. Цель, в отличие от других стран, - не столько денежные поступления, сколько решение масштабных стратегических задач, рассчитанных на историческую перспективу, своего рода глобальная «тихая» экспансия потенциальной сверхдержавы ХХI века. Нарастающее китайское проникновение в Россию имеет и другие особенности, в том числе продиктованные условиями самой российской действительности. Ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН Марат Пальников подводит некоторые промежуточные итоги этого тревожного и неоднозначного явления.
Общие особенности китайской миграции
Главная особенность современной китайской миграции заключается в том, что она осуществляется под постоянным, хотя и не всегда явным, контролем государства. В принципе, в этом нет ничего неожиданного: начиная с 1960-х годов многие страны мира, принадлежащие к группе развивающихся, сделали экспорт трудовых ресурсов важным источником пополнения государственного бюджета. С принимающими государствами ведутся переговоры о выделении квот и профессионально-квалификационном составе мигрантов, о наиболее выгодных условиях приема и трудоустройства, социальных льготах и сроках пребывания. Денежные суммы, пересылаемые мигрантами в страны происхождения (ремитирование), могут достигать внушительных размеров. Например, в 2004 г. общая сумма денежных переводов в развивающиеся страны оценивалась в 167 млрд долл., что вдвое превышало официальную помощь развитию. Среди стран-получателей этих переводов на долю Индии пришлось 21,7 млрд долл., Китая - 21,3 млрд долл., Филиппин – 11,6 млрд долл . Мексика, у которой благодаря общей границе с США особенно велика доля поступлений от нелегальных мигрантов, ежегодно «зарабатывает» подобным образом до 20 млрд долл. (18,1 млрд долл. в 2004 г.) .
Но миграционная политика КНР, в отличие от других стран, ориентирована не столько на денежные поступления, сколько на решение более масштабных стратегических задач, рассчитанных на историческую перспективу. В их числе: создание китайских диаспор там, где они раньше отсутствовали (например, в постсоциалистических России, Венгрии, Румынии и т.д.); расширение уже сложившихся диаспор (только в 1990-х годах китайские диаспоры в ведущих странах Западной Европы увеличились в полтора раза); усиление собственного политического влияния, в частности, путем формирования прокитайских лобби (особенно сильных в странах ЮВА, а также в США); проникновение представителей диаспор в государственный аппарат, средства массовой информации, получение доступа к новейшим научно-техническим разработкам и технологиям .
Одновременно – даже ценой материального поощрения эмиграции образованных китайцев, – решается двойная задача: высвобождения рабочих мест внутри страны и их создания за рубежом. Считается, что каждый китаец, устроившийся на работу или открывший свое дело в другой стране, со временем обязательно привлечет к себе энное количество родственников и друзей . Попутно в самом Китае достигается снижение социальной напряженности, вызываемой расслоением и поляризацией общества.
Все перечисленное и составляет, по мнению экспертов, суть китайской «ползучей», или «тихой» экспансии.
Важным фактором становится растущий уровень образования китайского населения. В соответствии с планами на 11 пятилетку (2006 – 2010 гг.) образование и наука признаны в Китае важнейшими приоритетами. Переход к всеобщему бесплатному девятилетнему образованию с перспективой внедрения всеобщего среднего, создание сети профессиональных училищ и одновременное расширение государственного высшего образования дадут Китаю десятки, если не сотни миллионов работников повышенной квалификации . Все эти меры обеспечат китайским работникам в том числе дополнительные конкурентные преимущества на международных рынках труда.
Китай, где проживает 20–22% населения мира, обладает мощным эмиграционным потенциалом. Стимулировать подвижность этого потенциала, помимо политики внешнеэкономической экспансии и расслоения общества, способны изменения внутри Китая, в частности, связанные с назревшей грандиозной модернизацией сельского хозяйства - своего рода «зеленой революцией», в ходе которой могут исчезнуть как минимум 300 миллионов рабочих мест . В любом случае необходимость трудоустройства вчерашних крестьян чрезвычайно актуальна: в стране не прекращается массовое изъятие пахотных земель под городское, промышленное и транспортное строительство, а это провоцирует недовольство и даже бунты . К 2007 г. в Китае насчитывалось около 90 млн лишившихся земли крестьян . К тому же, есть расчеты китайских ученых, согласно которым оптимальная численность населения страны вообще должна составлять 700 млн человек .
Следует учитывать, что общие стратегические установки внешнеэкономической экспансии Китая, сформулированные в программе «Идти вовне», могут быть реализованы только с помощью частной инициативы – чужое государство в свою экономику никто добровольно не пустит. Об этом свидетельствует весь исторический опыт. И в Малайзии, где в настоящее время китайцы, составляя около 1/3 населения, через частные состояния контролируют 70% национального богатства, и в Таиланде, где они же, составляя 15% населения, контролируют 80% национального богатства, и в других азиатских странах – таких, как Индонезия, Филиппины или Сингапур, – повсеместно этот контроль был достигнут благодаря частному капиталу .
Говоря о специфике китайской миграции, нельзя умолчать о ее ценностно-установочных и психологических аспектах. В иерархии ценностей, которыми руководствуются китайцы, первые места занимают долг и справедливость и лишь затем следуют прибыль и выгода. Жизненными приоритетами для большинства являются семья и интересы страны. Будучи в своей массе убежденными государственниками, китайцы естественным образом воспринимают исходящие от государства идеи как руководство к действию . Неудивительно, что миграция становится своего рода патриотическим долгом.
Традиционно Китай для китайцев является центром вселенной, колыбелью человечества и его истории. «Этот народ, – пишет Шолл-Латур, – никогда, даже в периоды страшнейшего национального унижения, не страдал комплексом неполноценности. Представители «хань», включая последнего кули или рикшу, неизменно ощущали свое превосходство перед иностранцами» . В наше время к этому чувству национального превосходства может добавляться и чувство гордости за успехи современного Китая, видящего свою историческую миссию в том, чтобы собственным подъемом способствовать развитию стран Третьего мира, помогать им в борьбе с «гегемонизмом» (стран «золотого миллиарда»), отстаивать мир и т.д. В совокупности эти идеологемы способны усиливать пассионарность мигрантов, ощущение ими своей особой роли.
Вместе с тем это питаемое различными источниками чувство превосходства сочетается у китайцев со стратагемностью – особым образом мышления, предполагающим по отношению к лицам других национальностей хитрости и ловушки, рассчитанные на извлечение выгоды. Эта черта универсальна – то есть она наблюдается у всех китайских диаспор в самых разных странах мира. Обращая на нее внимание, ученые из Владивостока И. Безруков и Е. Горбенкова на основе опыта общения с гражданами КНР приходят к такому выводу: «Китайцы наделены способностью находить выгоду более чем какая-либо другая нация, поэтому российское общество нуждается в социально-психологической адаптации к присутствию китайского контингента больше, чем сами китайцы нуждаются в адаптации к нашей среде» .
Учитывая к тому же, что китайцы практически не поддаются ассимиляции, принимающие страны, в первую очередь малолюдные, рискуют столкнуться с проблемой собственной идентичности. Не получится ли так, что их население будет вынуждено «подстраиваться» под нарастающий поток мигрантов из КНР, подвергаясь фактической китаизации? Нелишне напомнить, что китайцы относятся к биологически сильным нациям. Из статистики бывшей португальской колонии Макао (в устье р. Сицзян, Южный Китай) известно, например, что в каждых 100 смешанных браках на свет появлялось 80 младенцев с признаками монголоидной расы и только 20 – с признаками европейской .
Еще одна особенность китайской миграции - присутствие в её рядах организованной преступности, так называемых триад, играющих в жизни китайских диаспор важную роль. «Триады, – отмечает О. Глазунов, – являются непременным атрибутом жизни Китая… Они обязательно присутствуют там, где существует китайский бизнес. Китайский бизнесмен в любой стране мира не боится местного рэкета – он находится под защитой триады, отчисляя ей за это часть своей прибыли» .
Триады не только выполняют функции охраны и надзора. Они организуют и курируют собственный криминальный бизнес (трафик нелегалов, наркотиков, игорный бизнес, торговля оружием, проституция); устанавливают контакты с местными ОПГ и иногда действуют с ними заодно; даже выступают (во всяком случае, выступали) в роли инвесторов в экономику КНР, вкладывая собственные средства и мобилизуя капиталы хуацяо – китайских предпринимателей, обосновавшихся за рубежом. Именно так случилось в середине 1980-х годов, когда триады, ранее изгнанные властями из страны, вернулись туда в качестве инвесторов в китайскую модернизацию. Деньги триад пошли на создание совместных высокорентабельных предприятий в сфере услуг – казино, игротек и ночных клубов, способствуя мобилизации денежных средств населения. Примечательно, что в роли соучредителей таких предприятий выступили офицеры министерств государственной и общественной безопасности, тем самым взявшие деятельность триад под свой контроль .
Поскольку такого рода сотрудничество бросает тень на репутацию государства, время от времени против триад возобновляются гонения. Однако, по мнению некоторых аналитиков, борьба с ОПГ носит в Китае в основном имитационный характер: дело в том, что в результате внедрения рыночных отношений триады стали составной частью сложившегося в стране механизма коррупции. С другой стороны, и власти, и триады в конечном счете решают одну и ту же задачу – избавляют страну от лишнего населения. Только первые делают это легально, а вторые – нелегально.
По мнению В. Гельбраса, основные особенности современной китайской миграции заключаются в следующем: «Во-первых, в правительственном стимулировании процесса становления зарубежных китайских землячеств, их укрепления и развития; во-вторых, в ориентации их на решение задач внешнеэкономической стратегии и внутренней политики КНР; в-третьих, в формировании и развитии международных связей китайских землячеств под эгидой Пекина. Наконец, возможно, самое главное – с массовой иммиграцией связаны далеко идущие планы глобального национального возвышения, доказательства национального превосходства над всеми народами, принадлежащими к так называемому золотому миллиарду» . Наличие у руководства КНР курса на установление контроля над всеми китайскими диаспорами мира отмечают и другие авторы .
Специфика китайской миграции в Россию
Бытует мнение, что основными направлениями китайской миграции являются и останутся Юго-Восточная Азия, Австралия и Новая Зеландия, где осело 30 млн китайцев. Но общая численность хуацяо, достигающая по некоторым данным 55–60 млн, показывает, что и другие векторы миграции не стоит сбрасывать со счетов. Так, в США проживает 1,3 млн одних только легальных хуацяо. Всего же китайской миграцией охвачено более 100 стран мира .
Россия занимает в планах Пекина далеко не последнее место, поскольку, как убежден В. Гельбрас, она относится к числу немногих стран, где Китай намерен решать значительную часть задач своего глобального внешнеэкономического наступления . После распада Советского Союза Россия сразу же начала играть двоякую роль: страны, принимающей китайских мигрантов, и страны-коридора для их миграции в Западную Европу и другие регионы. Количество одних только «транзитников» оценивается примерно в 100 тыс. человек в год . Для организации транзита таких масштабов нужны соответствующие условия. И они сложились, когда в России появилась прежде отсутствовавшая здесь китайская диаспора, а этому, в свою очередь, способствовало заключение между РФ и КНР в начале 1990-х годов соглашения о безвизовом туризме, благодаря которому нелегалы получили возможность в массовом порядке проникать на российскую территорию.
На этапе создания диаспоры китайская миграция в Россию мало чем отличалась от миграции в другие страны, имеющие с КНР общие границы. Как правило, мигранты из Китая всюду одинаково стремятся заполнить приграничные районы, постепенно адаптируя под себя не только рынок, но и демографическую ситуацию . Вначале освоением территорий и рынков занимаются те, кто связан с мелким и средним бизнесом: беднота, чьей заветной целью является аренда земельных участков, владельцы торговых палаток, небольших ресторанов, мастерских и т.п., а также предприниматели средней руки, нередко достаточно образованные для того, чтобы создавать какие-то фрагменты землячеств. После возникновения подобной «китайской среды» на сцену выходит более солидный капитал – фирмы и банки, стремящиеся приобретать в собственность земельные участки и другую недвижимость, прочно укорениться в стране пребывания.
Особенностью проникновения китайцев в Россию стало то, что мелкий китайский бизнес сосредоточился в основном в приграничной полосе Дальнего Востока, занимаясь «челночной» торговлей и выращиванием овощей, а более крупный почти сразу же устремился в центральные районы страны, прежде всего в Москву и другие большие города. В. Гельбрас показал, что основная часть мигрантов концентрируется не на Дальнем Востоке, а в европейской части страны. По официальным данным, уже в 2005 г. в столице было занято порядка 150 тыс. легализованных и около 30 тыс. нелегализованных мигрантов из КНР . Достоверная статистика о численности китайцев, постоянно проживающих либо занятых сезонными работами (в земледелии и строительстве) в сельских районах, отсутствует. Однако если рынки Сибири, по сообщениям СМИ, на 40–60% заполняются овощами, выращенными проживающими в России китайцами, можно говорить, что их достаточно много – во всяком случае, гораздо больше 12134 человек, обнаруженных Федеральной миграционной службой в 2005 г .
Образовательный уровень китайских иммигрантов в целом не так уж низок. По данным опроса, проведенного в 2002 г., высшее образование имели 29,5%, неполное высшее – 18,1%, полное среднешкольное – 32,5% и только 19,4% – неполное школьное образование . Иначе говоря, в Россию едут в достаточном количестве те, кто может возглавлять фирмы.
В целом китайские мигранты стремятся осваивать сельские местности не менее активно, чем города. В последние годы попытки внедрения имели место в Смоленской, Тверской, Нижегородской, Ивановской, Пензенской и Свердловской областях. Особенно крупной могла стать сделка по аренде земли в Свердловской области, не состоявшаяся из-за протестов местного населения. Со стороны КНР проектом занималось китайское консульство в Екатеринбурге, где был создан специальный отдел, собиравший сведения о пустующих и бесхозных землях области. В результате в руки китайцев чуть не перешли сотни тысяч гектаров невозделываемых земель .
Особенности китайской миграции в нашу страну во многом обусловлены условиями самой России. Известный экономист В. Федоров, в свое время занимавший посты губернатора Сахалинской области, а затем председателя правительства Республики Саха (Якутия), связывает их с последствиями, которыми обернулись для восточных районов России шоковые реформы 90-х годов. По его мнению, дело не только в сворачивании централизованного финансирования, разрушении хозяйственных связей и остановке производств (в том числе из-за непомерного роста транспортных тарифов). Усилив отток населения и общий процесс депопуляции, эти реформы создали нарастающий дефицит трудовых ресурсов. В борьбе за выживание восточные регионы стали ориентироваться на Китай, Южную Корею, Японию, страны Юго-Восточной Азии, росла их внешнеэкономическая зависимость, в том числе в плане рабочей силы. Это и создало благодатную почву для оседания китайцев на российской территории и прорыва сюда китайского бизнеса .
Исследователи, в том числе зарубежные, уже давно рассматривают положение дел с демографией в России как катастрофу исторических масштабов. Теряя собственное население, Россия достаточно ограничена в альтернативных источниках его пополнения. Если говорить о странах СНГ, в ближайшие годы совокупный ресурс трудовых мигрантов оттуда не превысит 6–7 млн человек . Близким к исчерпанию считается эмиграционный потенциал Закавказья. Что касается дальнего зарубежья, то можно рассчитывать на приезд лишь примерно 50–60 тыс. работников из Вьетнама и какого-то количества из Северной Кореи (в качестве временных рабочих корейцы присутствуют на Дальнем Востоке постоянно) .
По прогнозам, постоянное население ДФО может сократиться к 2025 г. еще на 2,2 млн человек . С 2005 г. регион стал испытывать нарастающую нехватку рабочей силы – более всего в отраслях социальной сферы: здравоохранении, социальном обеспечении, образовании и науке (23,4% общей потребности в кадрах). На 17,1% потенциального прироста претендует промышленность, на 13,3% – торговля, на 12,1% – строительство, на 8,9% – жилищно-коммунальное хозяйство, на 7,3% – управление, на 5,4% – транспорт и связь, на 4,9% – сельское хозяйство и т.д. Многие убеждены, что альтернативы иностранной рабочей силе – если ставить перед собой задачи успешного экономического развития региона – просто нет . Во многих отраслях невозможно использовать вахтовый метод работы или сезонную занятость, требуются постоянные кадры и, следовательно, оседлое население. Причем в перспективе будет нарастать потребность в квалифицированных кадрах, а из всех соседей России в этом регионе только КНР в ближайшие годы будет располагать мощной базой для их массовой подготовки.
Все это – очень весомые аргументы в пользу точки зрения, согласно которой именно Китай «будет играть все возрастающую роль в судьбе Дальнего Востока как в контексте глобальной политики, так и в непосредственном участии в развитии этой территории. Поэтому иммиграция из Китая как способ развития производительных сил Дальнего Востока – это наиболее реализуемый на сегодня сценарий» .
Что же несет с собой этот сценарий самой России? Рассчитывать на то, что российские власти смогут трудоустраивать приезжающих в РФ китайцев по собственному усмотрению, не приходится. Подавляющее большинство из них отдают предпочтение торговле и общественному питанию – 86,6% в 2002 г. и 68% в 2005 г . Снижение доли не должно вводить в заблуждение – к тому времени часть мигрантов занялась автоперевозками, делом не менее прибыльным. Кроме того, увеличилась доля лиц, занятых в строительстве. Иными словами, мигранты из Китая недвусмысленно ориентированы на отрасли, где можно достичь максимально быстрого накопления капитала. Тем самым подтверждается вывод В.Гельбраса о том, что «абсолютное большинство китайских мигрантов является частью организованной структуры, функциональным элементом товарного потока из Китая» .
В 2002 г. подавляющее большинство опрошенных мигрантов заявляли, что они либо направлены на работу, либо являются доверенными лицами, сотрудниками или владельцами китайских предприятий и фирм. При этом свободными предпринимателями объявили себя 27,0% опрошенных, еще 12,5% работали по контракту с китайской фирмой, 37,1% учились и стажировались (в сумме – 76,6%), тогда как по контракту с российскими фирмами работали всего 8,7% опрошенных .
Таким образом, китайцы едут в Россию отнюдь не для того, чтобы трудиться на благо своей новой родины и сделать ее богаче. Они едут на заработки, которые можно найти, работая здесь на китайских предприятиях, в фирмах и банках, функционирующих в рамках китайских землячеств. И с течением времени роль этих землячеств в экономике России все больше оценивается как негативная.
Китайское присутствие в России: промежуточные итоги
Оставив в стороне геополитику, посмотрим, что нового уже дал процесс миграции из КНР в экономической, демографической, этнической и социально-культурной областях.
За небольшой период времени в стране сложилась китайская диаспора, принявшая или принимающая в городах форму компактных землячеств анклавного типа с замкнутой системой жизнеобеспечения. Эти землячества «оказались в состоянии аккумулировать и целенаправленно использовать огромные денежные средства, заведомо действуя в ущерб России» . Одновременно китайцы, занимающиеся сельским хозяйством, на широких пространствах от Урала до Дальнего Востока превратились в поставщиков сельскохозяйственной продукции, что имело и плюсы, не только экономические, но и социальные. Как утверждают, благодаря китайскому найму работу в сельском хозяйстве находят «сотни тысяч русских людей» . Не подлежит сомнению и тот факт, что в трансграничной торговле на Дальнем Востоке в качестве перевозчиков грузов («челноков») занята заметная часть местного населения, причем разных возрастов. Это обстоятельство, с другой стороны, отчасти объясняет нехватку рабочей силы для отраслей народного хозяйства Дальнего Востока при официально существующей безработице.
Китайские землячества отличаются высокой деловой активностью и стремлением к закреплению в тех сферах предпринимательства, где можно рассчитывать на быстрое первоначальное накопление капитала, – в торговле, общественном питании, строительстве, гостиничном бизнесе. Легальное предпринимательство, даже сосредоточенное в высокодоходных отраслях с непродолжительными циклами оборота капитала, с точки зрения темпов и масштабов накопления не вызывает интереса из-за неизбежного налогообложения и накладных расходов. Отводимая землячествам экономическая роль в большинстве случаев сводится к реализации многочисленных «теневых» схем извлечения максимальной прибыли. В любом случае основу деятельности большинства обосновавшихся в России китайских фирм составляет нелегальный бизнес .
В правовом отношении землячества представляют собой неформальные объединения, не имеющие органов управления. Тем не менее, вся их деятельность регламентируется узким кругом наиболее состоятельных лиц. С точки зрения социально-экономического устройства землячества – это вертикальные структуры или этнопирамиды, в которых предусмотрено буквально все. Здесь есть банки и инвестиционные компании; производственные и торговые фирмы; оптовые склады крупных каргофирм, доставляющих товары из Китая и Юго-Восточной Азии; юридические фирмы; газетные издательства; рынки, магазины, рестораны и торговые центры; учебные заведения и детские сады; медицинские учреждения; предприятия сферы услуг, включая ремонт компьютерной и бытовой техники, а также сеть развлекательных заведений. Китайские землячества стремятся обзаводиться собственными автохозяйствами.
Для китайских этнических образований характерны стремление максимально сохранить свою идентичность и одновременно всеми мерами расширить свое присутствие в принимающем обществе. Едва возникнув, землячества сразу же начинают вести борьбу за жизненное пространство. Как показывает опыт разных стран мира, целью этих усилий в конечном счете является образование замкнутых компактных поселений, чайна-таунов. В них воспроизводятся традиции, обычаи и порядки их исторической родины, с которой китайцы поддерживают самые тесные связи.
Многое в поведении мигрантов зависит от состояния морали принимающего общества. Будучи по своей природе достаточно законопослушными, китайцы, попадая в российскую среду с ее коррупцией и «понятиями», начинают вести себя соответствующим образом. При этом они не только копируют российские методы уклонения от налогов, «но и делают это гораздо успешнее» . В подобных условиях «и рыбу можно ловить на чужой стороне, и лес незаконно вывозить через границу» . В России китайские мигранты нашли весьма благодатную почву для нелегальной деятельности.
К тому же многие из них под влияниям многолетней пропаганды убеждены в том, что Россия некогда захватила якобы исконные китайские земли, простиравшиеся чуть ли не до Урала, а потому чувствуют себя хозяевами, которые «берут свое, а не грабят чужое».
Подобная психология оправдывает любые противоправные действия, в том числе неприкрыто варварское обращение с природными богатствами, наблюдаемое в настоящее время в Сибири и на Дальнем Востоке. В Приморье, например, ежегодно нелегально вырубается до 1,5 млн кубометров древесины, что приносит теневым структурам не менее 150 млн долл. прибыли – почти половину годового бюджета края. По оценкам Всемирного фонда защиты природы (по состоянию на февраль 2002 г.), такие масштабы вырубки угрожают полным исчезновением лесов в самое ближайшее время. В целом по Дальнему Востоку нелегальная продажа леса приносит 450 млн долл. прибыли в год, причем две трети этой суммы достаются иностранным операторам, в основном китайского и южнокорейского происхождения .
Самым варварским способом истребляется животный мир. В сводках пограничного управления ФСБ по ДВО сообщалось как о достаточно обыденных фактах, что при задержании у одних китайских курьеров были обнаружены лапы 210 убитых медведей, у других – 250 кг губ убитых лосей, у третьих – 2500 шкурок соболя и т.д.
Серьезный ущерб нанесен в последние годы лесам Иркутской области. Приобретая разрешение якобы на санитарную рубку, лесозаготовители (как правило, нанимаемые китайцами местные жители) в дальнейшем действуют по собственному усмотрению, вырубая первосортный пиловочник и беря при этом только нижнюю, наиболее ценную часть ствола, а остальное бросая на месте рубки. Заплатив за кубометр круглого леса 40 долл., китайские фирмы затем реализуют на международных лесных биржах пиломатериалы уже по 500 долл. за кубометр. Способствуя этому грабежу, китайское правительство даже приняло закон, запрещающий приобретение в России обработанных лесоматериалов .
Благодаря китайской миграции Россия в короткие сроки оказалась вовлеченной в такое международное разделение труда, при котором ей отведена роль рынка сбыта в основном низкокачественной, отбракованной при реализации на других рынках продукции. Экономически подобная дешевая продукция не безобидна, поскольку российская (в первую очередь легкая) промышленность несет потери в конкурентной борьбе. Начиная с отдельных палаток на рынках Москвы и других городов, торгующих контрабандным китайским ширпотребом, землячество становится сначала арендатором, а затем и собственником жилых и производственных помещений, приобретает земельные участки под новое жилое, хозяйственное и производственное строительство. Постепенно контрабанда дополняется собственным производством контрафактной продукции. На подпольных фабриках в Москве и Подмосковье из не самых качественных материалов нелегалы шьют одежду с товарными знаками западных фирм, изготавливают игрушки, нередко опасные для здоровья, парфюмерию и косметическую продукцию. По доходности этот подпольный сектор экономики землячеств опережает торговлю контрабандной продукцией, которую приходится везти из Китая окольными путями – в частности, через Польшу. В дальнейшем эту продукцию распространяют уже преимущественно российские «коробейники». Все это ведет в конечном счете к вытеснению отечественной продукции с отечественных же рынков сбыта.
Распространяясь по территории страны, китайские землячества изначально ориентированы на то, чтобы приносить доходы только «своим» (если, конечно, не принимать во внимание неизбежные при этом «откаты» в пользу коррумпированного российского чиновничества и российского криминала). Иначе говоря, все новые участки исключаются из общероссийского экономического пространства и обслуживают интересы не отечественной, а иностранной – в данном случае китайской – экономики.
Важным источником доходов для китайских землячеств, особенно в Москве, стало обслуживание нелегального транзита мигрантов, следующих из Китая в Европу и другие части мира. Не следует строить иллюзии, будто подобный транзит политически и экономически нейтрален. России всегда можно предъявить обвинение в попустительстве нелегальной иммиграции, в том, что она нарушает подписанное с ЕС соглашение о реадмиссии. Любой нелегал может быть возвращен в Россию, если будет доказано, что он проник в Европейский союз через российскую границу. Между тем депортация только одного нелегала обходится госбюджету в среднем в 1–1,5 тыс. долларов.
К этому следует добавить криминальную сторону присутствия китайских землячеств. Начиная с 1996 г. китайские мафиози активно участвуют в международных поставках в Россию маньчжурской конопли и героина. Преобладание в составе землячеств нелегалов приводит к распространению прочих видов криминала – краж, бандитизма, разбойных нападений, похищений людей, убийств. Только в 2002 г. в Москве было совершено 264 подобных преступления .
Численность мигрантов из КНР постепенно растет: если на начало текущего столетия наиболее достоверной считалась оценка в 400–500 тыс. человек легальных и нелегальных мигрантов, то сейчас она сместилась к значению 500–600 тыс. человек . Растущая нехватка собственных рабочих рук ставит Россию в положение страны, все более зависимой от импорта иностранной рабочей силы, одновременно открывая перед Китаем возможность регулирования миграционных потоков, причем не только в количественном, но и в качественном отношении, то есть профессионально-квалификационном и даже половозрастном. Как утверждают некоторые отечественные авторы, в КНР уже разработана государственная программа заселения Дальнего Востока: «Китайские государственные службы не только оформляют своим гражданам визы, но и помогают им легализоваться в России, сообщают адреса, по которым можно поселиться в Хабаровске, Владивостоке, Благовещенске, дают инструкции, как быстрее вписаться в российскую жизнь» .
Усиление китайского присутствия особенно бросается в глаза в прилегающих к границе малонаселенных районах РФ. Некоторые утверждают, что уже полным ходом идет «процесс китаизации российского Дальнего Востока» . Так ли это, покажет время. Пока же – в связи с тем, что доставка «челноками» грузов из КНР, оставаясь под полным контролем китайцев, была в основном переложена на россиян, численность китайцев в ДФО, по мнению ряда исследователей, даже уменьшилась.
Тем не менее их фактическое присутствие расширяется, принимая самые разнообразные формы – от роста количества китайских, преимущественно строительных, фирм и скупки недвижимости (в том числе на подставных лиц) до дающих право на получение гражданства фиктивных браков, в оформлении которых инициатива нередко принадлежит российским женщинам. Подобного рода замужество превратилось в выгодный бизнес – сообщается о случаях, когда на одну женщину приходится до двух десятков таких браков . Закладываются и основы китайского присутствия на перспективу: в ДФО растет число детей, рожденных не столько в законных китайско-российских браках (их немного), сколько в результате внебрачных связей. Так, в г. Благовещенске из полутора тысяч новорожденных в 2002 г. на долю метисов с ярко выраженными признаками монголоидной расы пришлось почти 20%, причем лишь в 21 случае официальным отцом был гражданин КНР. В 2003 г. таких младенцев было уже 37% .
Миграция усилила этническое и межцивилизационное взаимодействие русских и китайцев. За последние 25 лет возникли самые разнообразные контакты . Многие из них неформальны и реализуются на уровне семей либо отдельных лиц. Как полагают некоторые исследователи, в результате складывается новая этнокультурная среда, и Дальневосточный федеральный округ постепенно обретает черты северо-восточного азиатского государства .
Последний вывод особенно важен, поскольку, говоря о межцивилизационных отношениях, не следует забывать о таком свойстве китайской цивилизации и культуры, как демонстрируемая этой нацией на протяжении тысячелетий способность абсорбировать окружающие народы, не обязательно прибегая к помощи оружия. Для подтверждения не нужно углубляться в далекую историю – достаточно вспомнить пример Маньчжурии. В настоящее время признаки активной китаизации можно наблюдать в Синьцзяне, Тибете и особенно во Внутренней Монголии: китайцы, наращивая присутствие в этих автономиях, постепенно растворяют местное население в своей массе и превращают его в национальное меньшинство на собственной территории (даже при наличии у жителей автономий права иметь на семью больше одного ребенка) .
Можно возразить, что все это происходило или происходит в границах Китая, что Китай строго блюдет международное право и не будет насильственно увеличивать численность своих граждан в какой-либо стране с целью её китаизации. Но дело в том, что современные иммиграционные процессы не требуют насилия. Существуют расчеты, согласно которым, после достижения какой-либо этнической группой натурализовавшихся иммигрантов примерно 17% от общей численности населения, в принимающем обществе могут начаться необратимые изменения – просто через механизмы демократических процедур.
Китайскому прорыву в Россию немало способствует то, что наши партнеры постоянно опережают нас в выдвижении конкретных идей и проектов сотрудничества. По мнению В. Ларина, главная причина такого положения – преобладание в России ведомственных интересов над национальными, общегосударственными, тогда как у Китая в отношении ДФО и Сибири четко сформулированы именно национальные интересы . Эта асимметричность ставит КНР в выигрышное положение, позволяя брать инициативу в собственные руки и направлять миграцию в выгодное для себя русло. В задачи же КНР входят: расширение экспансии на российском рынке потребительских товаров; разработка сырьевых запасов Дальнего Востока и Сибири с последующим их вывозом в КНР; развитие транспортной инфраструктуры на территории России для облегчения доставки продукции Северо-Восточного Китая на европейские и азиатские рынки; перенос части производств на российскую территорию; расширение политического и культурного влияния на соседние территории Российской Федерации .
Каково же конкретное преломление этих планов? Китайская сторона была бы не прочь объединить в один город свой Хэйхэ и наш Благовещенск, расположенные на противоположных берегах Амура (идея «два государства – один город»). На обширной территории, начиная от Хэйхэ на севере и кончая городом Суйфынхе, расположенном неподалеку от Владивостока, предлагается создать: «самую большую» зону торговли между КНР и РФ; «самую большую» зону обработки китайско-российских экспортно-импортных товаров; «самую большую» зону торговли и туризма в Северо-Восточной Азии и, наконец, центральную зону международной торговли в СВА. Это единое экономическое пространство должны образовать китайская провинция Хэйлунцзян и значительно превосходящий ее по размерам российский регион, куда войдут Читинская и Еврейская автономная области, а также Хабаровский и Приморский края .
Предложенная программа сотрудничества не оставляет сомнений в наличии у Китая интереса к российским территориям. КНР предложила Российской Федерации своего рода пропуск в экономическое сообщество стран Азиатско-Тихоокеанского региона, за который, однако, требуется серьезно заплатить. РФ, отстаивая собственные национальные интересы, должна самым тщательным образом проанализировать все «за» и «против» каждого пункта программы. Например, вызывает вопросы конфигурация предлагаемой зоны: если товарные потоки будут следовать в направлении Центральной Азии и Европы, зачем в нее должен входить весь Хабаровский край, северная оконечность которого доходит почти до Магадана и тянется вдоль значительной части побережья Охотского моря? Далее: какого рода производства Китай хотел бы перевести в Россию и кто будет на них работать? Идет ли речь о совместных предприятиях, или они будут принадлежать только китайской стороне? Словом, подобных вопросов множество, и китайская сторона должна дать на них исчерпывающие ответы.
Стоит максимально полно использовать в своих интересах положение программы о центральной зоне международной торговли в СВА, поскольку оно открывает возможность уравновесить намерения Китая интересами Японии, Республики Кореи и КНДР. Но главное, нужно помнить о «демографической составляющей» и жестко регламентировать долевое участие Китая в совокупной рабочей силе совместно используемого экономического пространства, оговорив занятость китайцев на постоянной и временной основе. Россия также вправе потребовать пресечения деятельности весьма активных в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке китайских триад . Любое послабление, любая уступка с российской стороны могут привести к качественному усилению китайского присутствия. Или даже сделать неотвратимым день, когда «китайское население просто станет у нас преобладающим» .
Примечания:
Ларин В. Межрегиональное взаимодействие России и Китая в начале XXI века: опыт, проблемы, перспективы // Проблемы Дальнего Востока. 2008. № 2. С. 48-49.
Там же. С.49.
Там же. С. 51-51.
Глазунов О. Китайская разведка. – М., 2008. С. 63; Шолл-Латур П. Россия Путина: эффект сжатия. Империя под прессингом НАТО, Китая и ислама. – М., 2007.С. 299, 310.
Кто для нас Китай // Аргументы и факты. 2008. № 12. С.5.
Как и для многих национальных стран для Китая очень характерны значительные контрасты расселения. Население неравномерно распределено по территории страны: к Востоку от условной линии проходящей от города Хэйхэна до города Тэнчун на Юани, на площади не многим более 1/3 территории страны сосредоточенно около 90% всего населения, а средняя плотность здесь превышает 170 чел./км2. В остальной, большей по площади, западной части страны приходится лишь несколько человек на квадратный километр. Проживают они в основном в сельской местности в районах со сложными природными условиями. Среди наиболее многочисленных некитайских национальностей -- чжуаны (проживают в основном в Гуанси-Чжуанском автономном районе), хуэй (Нинся-Хуэйский автономйый район), уйгуры (Синьцзян-Уйгурский автономный район), тибетцы (Тибетский автономный район), монголы (автономный район Внутренняя Монголия), однако в большинстве автономных районов преобладают ханьцы. На северо-востоке живут корейцы, маньчжуры, в значительной степени ассимилированные китайцами, а в горных районах -- ицзу, мяо, яо, туцзя, буи, дун и др. Множество представителей различных национальностей живет на юго-западе Китая, где пестротой национального состава особенно выделяется провинция Юньнань .
Особенно плотно заселены равнины по среднему и нижнему течению реки Янцзы, низменная полоса Юго-Восточного побережья, где местами плотность населения достигает 600-800 чел./км 2 .
Кроме того, в Китае более 30 городов в которых численность населения превышает 1 млн. человек, среди них: Пекин, Шанхай, Шэньян, Тяньцзинь, Чунцин, Гуанчжоу, Ухань, Харбин, Цаншин, Татюань, Люйда, Слань, Чэнду, Циндао.
Китай многие века представлял собой страну, районы которой были разобщены между собой, а население отличалось чрезвычайно низкой подвижностью. Этому способствовала и система распределения основных видов продовольствия и предметов длительного пользования по карточкам, которые можно было отоварить лишь по месту жительства. В результате проведения экономической реформы подвижность населения резко возросла. Особенно велики масштабы внутренних миграций по экономическим причинам, основные потоки которых направлены из сельской местности внутренних районов страны в крупные города и специальные экономические зоны приморских районов. Крестьян привлекают сюда лучшие условия жизни и более высокая зарплата. Широкое распространение получила и временная миграция -- маятниковая, когда в большие города и промышленные центры ежедневно едут на работу жители окрестных районов, и челночная -- выезд сельских жителей на работу в другие районы сроком до трех месяцев.
Внешние миграции из Китая наибольшего подъема достигли во второй половине XIX в. и перед Первой мировой войной. Быстрое развитие плантационного хозяйства и горнорудной промышленности обусловили рост спроса на дешевую и выносливую китайскую рабочую силу. В настоящее время количество эмигрантов из Китая (хуацяо) в мире оценивается в 45 млн человек, причем подавляющая их часть проживает в Юго-Восточной Азии. Китай продолжает выступать на внешнем рынке как экспортер рабочей силы. Китайские ученые также выезжают на постоянное место жительства в США, Японию и другие страны. В 90-е годы все возрастают потоки легальных и нелегальных мигрантов из КНР в районы Дальнего Востока и Сибири в РФ, где они организуют свой бизнес, ведут сбыт продукции.
«Slon.ru» об отъезде экспатов из России
«Gazeta.ru» о вреде эмиграции
«Независимая газета» о гражданстве для русских Туркменистана
«РБК» о демографическом прогнозе до 2050 года
«Новые известия» о естественном приросте в России
«Forbes» о сокращении абортов в России
«Foreign Policy» об избирательных абортах в Китае
«Gazeta.ru» о влиянии неграмотности на незапланированные беременности
… о влиянии миграции в Китае на Центральную Азию
|
|
Карта китайского мигранта — особое место Казахстана |
В настоящее время Китай сталкивается с серьезными проблемами в сфере регулирования миграционных процессов. Важным фактором китайской внутренней и внешней миграции в условиях замедления темпов роста экономики в Китае становится стремительный рост безработицы в стране. По данным министерства труда и социального обеспечения (МТСО) КНР, в Китае число безработных к концу прошлого года составило около 20 млн человек.
Внутренние миграционные процессы в Китае
Процесс миграции, в условиях растущей урбанизации с одной стороны и увеличения «избыточной рабочей силы» — с другой, становится одной из самых злободневных проблем современного Китая. В настоящий момент на ситуацию оказывает большое влияние беспрецедентный рост числа безработных в связи с рецессией китайской экономики. Количество трудоспособного сельского населения КНР определяется в 510 млн человек, в числе которых более 160 млн официально считаются «излишней рабочей силой». По прогнозам китайских специалистов, к 2020 г. данный показатель достигнет 250 млн человек.
На современном этапе наблюдается тенденция к интенсификации процесса внутренней миграции в Китае. Число мигрантов стремительно растет. Для сравнения в 70-х годах численность мигрирующего населения оценивалась в 100 тыс. человек, в 80-х годах — 2-3 млн, в 90-х — в 5-7 млн, а в 2012 г. достигла 150 млн человек, что составило более 11% от общего количества населения КНР. Подобная тенденция оказывает значительное влияние на экономику и политику КНР, что делает проблему трудовой миграции одной из ключевых и сложных задач для китайского руководства.
Китайские исследователи отмечают, что более 80% составляют «нунминьгун», так называемые крестьяне-мигранты, стремящиеся трудоустроиться в городах. Наиболее интенсивно «нунминьгун» переселяются из центральных и западных провинций в крупные города, приморские регионы и свободные экономические зоны. По данным МТСО КНР основными провинциями исхода крестьян-мигрантов являются — Сычуань, Хунань, Фуцзянь, Цзянси, Хубэй, Хэнань и Аньхой, а городами достижения миграционных потоков — Шанхай, Пекин, Гуанчжоу, Тяньцзинь, Чаньчунь, Харбин, Нанкин, Ухань.
Самое большое число сельских мигрантов отмечается в провинции Гуандун, где крестьяне-мигранты составляют более 10 млн. В Шанхае около 3,3 млн, в Пекине — более 2 млн и в провинцию Цзянсу мигрировало 2,5 млн рабочих преимущественно из сельскохозяйственных провинций Аньхой и Сычуань. Согласно переписи населения 2000 г., содержащей наиболее полные данные о мигрантах, 131 млн китайцев — 1/10 часть всего населения страны проживало вне мест постоянной прописки. С учетом ежегодного прироста населения демографическая и миграционная обстановка в настоящее время в Китае еще более обострилась.
Ситуация с переселенцами ухудшается также в связи с тяжелым социальным положением крестьян-мигрантов. В силу «сельскохозяйственной прописки» крестьянство не имело возможности покинуть деревню. Только в 2000 г. по мере постепенной ее отмены крестьянству представился шанс на миграцию в города, в результате чего стал наблюдаться быстрый рост городского населения. К примеру, в 2001 г. 37% населения Китая проживало в городах, согласно прогнозам китайских демографов, к 2030 г. в мегаполисах будет проживать 50% населения страны, к 2050 г. — уже 70%. Данная тенденция в среднесрочной перспективе может превратить Китай в страну с преобладающим городским населением. Согласно докладу, обнародованному исследовательским центром Госсовета КНР, в городах и мегаполисах в настоящее время насчитывается более 210 млн подавшихся на заработки крестьян-мигрантов, а соотношение горожан и сельчан составляет 39,1% — 60,9% соответственно.
Учитывая сложившуюся ситуацию, исследователи выделяют следующие основные факторы, влияющие на рост миграционных потоков в Китае:
— данный процесс обуславливается естественным движением трудовых мигрантов вследствие экономических преобразований в стране, межрегионального дисбаланса в развитии, уровня доходов населения и их качества жизни. К тому же миграцию стимулирует хроническая отсталость развития деревни от города;
— нерациональное использование земли и неравенство в распределении пахотных земель. На основе статистических данных за прошедшие 5 лет 80% всей земли, выделенной на строительство новых промышленных объектов (3100 млн га), были получены нелегально. В стране не прекращается массовое изъятие пахотных земель под городское, промышленное и транспортное строительство. К 2012 г. в Китае насчитывалось около 100 млн лишившихся земли крестьян. Острая ограниченность земель пригодных для обработки в сельском хозяйстве порождает для крестьян и для общества в целом как экономические, так и социальные проблемы:
— естественный прирост населения. Ежегодно в Китае в трудоспособный возраст вступают около 10 млн человек.
Одновременно с этим, следует выделить основные последствия интенсификации миграционных процессов в Китае. По оценке специалистов, масштабная миграция сельского населения в экономически развитые районы имеет как позитивные, так и негативные последствия:
- с одной стороны, данный процесс эффективно способствует избавлению от низкодоходного способа аграрного производства, сложившегося на базе мелкого крестьянского хозяйства. Кроме этого, крестьяне-мигранты удовлетворяют спрос на рабочую силу в городах, в основном в строительной индустрии. Часть мигрантов нанимаются на работу в крупные сельскохозяйственные кооперативы, расположенные в пригородах мегаполисов;
- с другой стороны, несмотря на потенциальную возможность принятия большого числа населения в промышленно развитых районах, необходимо учитывать, что миграционный процесс обостряет там социальную обстановку. Крайне напряженная ситуация ощущается в сфере занятости населения, наблюдаемый рост числа мигрантов приводит к увеличению нагрузки на социальную инфраструктуру и росту правонарушений. Именно преступность сегодня является наиболее негативным моментом миграции. К примеру, в провинции Гуандун более половины преступлений совершаются рабочими из сельских районов, в СЭЗ на их долю приходится 70-80% правонарушений.
Следует отдельно выделить, что крестьяне-мигранты, проживающие в городах, не имеют полноценного доступа к системе образования и медицинскому страхованию, получают меньшую зарплату и не обладают гарантированным пенсионным обеспечением, а также не могут закрепиться на постоянной основе по месту работы.
Отметим, что только с 2001 г. правительство КНР обратило внимание на проблему миграции и начало принимать конкретные меры по улучшению условий жизни крестьян. Вслед за этим в период с 2001-2005 гг. последовал ряд правительственных решений, значительно упрощающих процедуру трудоустройства переселенцев. В конце 2008 г. по требованию МТСО КНР, всем соответствующим ведомствам на местах было поручено обеспечить рабочих-мигрантов медицинской страховкой, при этом особо выделяются обрабатывающая, строительная и другие производственные отрасли, где сосредоточены рабочие-мигранты.
Помимо естественных потоков миграции в Китае так же существует санкционированный правительством проект по управлению миграционными процессами или так называемая стратегия масштабного освоения запада.
В целях решения ряда накопившихся проблем, в том числе демографических и миграционных, китайское руководство с 2001 г. в рамках реализации данной стратегии направляет часть населения из восточных провинций в национальные окраины. В качестве конкретной цели реализации концепции в течение 50 лет (2000-2050 гг.) планируется повысить уровень жизни населения в западных районах более чем на 5% в год, что, по мнению китайских специалистов, позволит довести качественные и количественные показатели до среднего уровня по стране.
Важным направлением данного курса является кадровая политика, согласно которой для квалифицированных специалистов и членов их семей при согласии на переезд в западные части страны создаются льготные условия для жизни и обучения детей. То есть, в западные районы привлекаются технические специалисты из восточных и центральных районов Китая. За последние 50 лет количество мигрантов в одном только СУАР возросло с 4% до 40%, причем основная их часть переселилась с началом реализации программы «большого освоения запада».
Инициированная Цзян Цзэминем стратегия и реализуемая уже нынешними лидерами КНР программа переселения части населения в западные регионы КНР призвана перенаправить естественный поток миграции в противоположную сторону. Вследствие этого, проводимый компартией Китая курс сталкивается с определенными препятствиями. Так, например, масштабное переселение этнических ханьцев в западные провинции Китая приводит к обострению социально-политической ситуации в Тибете и СУАР. Более того, следует обратить внимание на то, что одновременно с техническими специалистами, в западные районы также активно переезжает масса людей из наиболее бедных центральных провинций, не имеющих определенную рабочую квалификацию. В этой связи ряд казахстанских и российских экспертов считают, что это не столько решение проблемы недостатка людских ресурсов в западных районах КНР, сколько преднамеренная разгрузка перенаселенных областей.
Руководство Компартии КНР в поисках решения миграционных проблем может также рассматривать вопрос о стимулировании эмиграции населения за пределы Китая. В этом плане, вместе с российским Дальним Востоком не исключается и центральноазиатский вектор потенциальных маршрутов китайских миграционных потоков.
Влияние на Центральную Азию
Существующие и планируемые центральноазиатско-китайские крупные проекты, а также наличие совместных предприятий формируют возрастающую тенденцию иммиграционных, прежде всего, трудовых и нерегулируемых потоков миграций из Китая в ЦАР. Так, в последние годы в странах региона наблюдается заметный рост присутствия китайских граждан в сфере услуг, строительной, торгово-экономической, сельскохозяйственной, промышленной и транспортной отраслях.
На официальном уровне, Пекин придерживается позиции, при которой всячески отрицает явное стимулирование эмиграции китайских граждан из страны. Однако можно предположить, что есть вероятность поощрения выезда китайских граждан за границу, несмотря на то, что в правительственных источниках и заявлениях высокопоставленных китайских чиновников не отмечается явная поддержка эмиграции китайцев.
Так, например, в 2002-2003 гг. в 50 городах Китая был введен свободный порядок оформления заграничных паспортов, вследствие чего возникло более 200 компаний, которые нанимают китайских граждан на работу за рубежом. В результате, это способствовало росту эмиграции нелегальной рабочей силы за границу, прежде всего в соседние страны. При оценке потенциальных рисков, связанных с миграцией граждан КНР в страны ЦА, следует обратить внимание на то как в течение 30-40 лет будет изменяться социально-экономическая и демографическая ситуация в граничащем с Казахстаном СУАР КНР.
В настоящее время Казахстан занимает особое место в центральноазиатском векторе китайской миграции. Специалисты выделяют следующие типы миграционных потоков из Китая в Казахстан:
1) репатрианты (оралманы), на долю которых приходится основная масса мигрантов из КНР в республику;
2) трудовые и коммерческие мигранты;
3) нерегулируемые потоки мигрантов.
Во вторую группу входит наибольшее число ханьского населения Китая. В результате развития малого китайского и совместного казахстанско-китайского бизнеса количество трудовых и коммерческих мигрантов, приезжающих из КНР в Казахстан постепенно увеличивается.
Число трудовых мигрантов из Китая растет, в частности, в результате проводимой Китаем политики. При реализации казахстанско-китайских крупных проектов китайская сторона традиционно старается предоставлять максимальное количество требуемых рабочих. В итоге получается, что при реализации совместных проектов на территории Казахстана более 60-70% рабочих составляют китайские граждане. Сейчас в Казахстане легально работают около 10-15 тыс. китайских граждан.
Основную массу третьей группы составляют нелегальные трудовые мигранты. По данным исследовательского совета по миграции стран СНГ при Центре миграционных исследований Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, в Казахстане число нелегальных рабочих превосходит легальных трудовых мигрантов. Кроме этого, нелегальная миграция практически всегда сопровождается ростом криминализации многих сфер общества и усиливает коррупцию среди регулирующих миграцию служб. Так же данный тип миграции стимулирует рост теневого сектора экономики в силу того, что нелегальные мигранты вынуждены трудиться без временной регистрации и уплаты налогов.
Таким образом, оценивая современную миграционную ситуацию в Китае в условиях зарождающегося нового экономического кризиса, необходимо обратить внимание на потенциальную возможность роста эмиграции китайских граждан за рубеж. В этом плане, восточные регионы России, Казахстан и центральноазиатские страны могут стать вероятными маршрутами миграционных потоков из Китая.
Как начало территориальной экспансии «Красного Дракона», замахнувшегося «на дорогу в тысячу миль, но начавшего с малого шага». Ошибочность такого подхода преодолевается погружением в миграционные траектории и перспективы Китая и его соседей.
Китайская миграция в Россию имеет свою долгую историю. Еще царское правительство проявляло заинтересованность в китайской рабочей силе для освоения Сибири, с завидной регулярностью издавая правовые циркуляры по уплате повышенных сборов для получения «русских билетов», дающих право на проживание, расселение и трудовую занятость китайцев на территории имперской России. Будучи более сильной империей, Россия, подписавшая Айгунский договор о переходе левого берега Амура под свою юрисдикцию в 1858 году, еще тогда стремилась навязать азиатскому соседу свои правила игры.
Законами 1860-х годов льготы по землевладению и освобождение от налогов на территориях Приамурья и Дальнего Востока предоставлялись лишь русским подданным; законами 1890-х конфискованное имущество китайских контрабандистов шло на вознаграждение «поимщиков» - местной администрации; законами 1912 года вводился запрет на проживание китайцев по национальному паспорту с имперской визой на территории Приморской области.
В 1890-х годах паспортный сбор для китайцев, посещающих Россию, был внушительным – 5 рублей, из которых 4 рубля 10 копеек были налогом в царскую казну, 60 копеек составляли гербовый сбор и 30 копеек шли на канцелярские расходы. К слову, сборы за паспорт для жителей российской империи были другими: за паспорт, выдаваемый на один год, должно было быть уплачено 10 копеек, на два года – 50 копеек, на три года – рубль.
Несмотря на такие кабальные условия и дискриминирующие законы, китайцы в Россию ехали. Царская администрация, скованная недостатком человеческих ресурсов на Дальнем Востоке и в Сибири, была вынуждена поддерживать «наплыв желтой расы» для освоения территорий, параллельно проводя мероприятия для сохранения «мирного течения жизни» для местного, русского, населения.
Недавнее прошлое обоих государств (приход советской власти, культурная революция в Китае) создало миграционный вакуум между Китаем и Россией. В течение долгого времени государства, входящие в СССР, и КНР принадлежали к разным миграционным системам и не являлись странами активного миграционного обмена. Новая веха миграционного взаимодействия России и Китая появилась с распадом СССР и появлением челночной миграции. Много воды утекло с тех пор, изменился расклад на политической карте мира, и китайская миграция в Россию стала разнообразнее с точки зрения географии и гораздо динамичнее.
По состоянию на 2 июля 2015 года на территории РФ легально находятся 167,325 граждан Китая , хотя, по разным подсчетам, реальные цифры китайской миграции колеблются от 400,000 человек до 1 млн. Китайские мигранты проживают в Хабаровском крае (3,898), Москве (3,222), Приморском крае (2,857), Красноярском крае (2,436), Новосибирской области (1,926), Свердловской области (1,772), Санкт-Петербурге (1,578), Иркутской области (1,118), Амурской области (672) и других российских городах и населенных пунктах. Туристы из Китая заново открывают для себя северного соседа, а китайский бизнес проникает в различные сферы российской экономики. Однако до сих пор остается дискуссионным вопрос о численности китайской миграции и ее роли для России.
Пик трудовой миграции из Китая в Россию пришелся на 2007-2009 годы – тогда граждане «Срединного государства» составляли 11-13% (281,700 в 2008 году и 269,900 в 2009году) от общего числа трудящихся в рамках квот на территории России. В 2012 году доля китайских рабочих на российском рынке труда сократилась до 6% (или порядка 59,000 человек) от общего числа иностранных рабочих. В 2015 году для трудовых мигрантов из Китая была установлена квота для доступа на национальный рынок труда России в 80,662 чел. Это самая большая квота для российского рынка труда, допускающая граждан иностранных государств, въезжающих на территорию РФ в визовом порядке . Для сравнения: квоты на работу, выделенные правительством РФ в 2015 году, предусматривают, что на территории РФ могут трудиться 54,730 граждан Турции, 47,364 граждан КНДР; 3,012 граждан Индии и лишь 800 граждан Германии. Эти цифры не идут ни в какое сравнение с миллионным потоком трудовых мигрантов , въезжающих на территорию РФ из стран Центральной Азии в безвизовом порядке.
Важно признать, что трудовая миграция из Китая в Россию носит скрытый от статистического наблюдения характер и проходит под прикрытием бизнес-миграции и миграции в целях туризма. Но и анализ подобных данных не дает никаких оснований утверждать, что существует продуманная миграционная экспансия Китая на территорию России.
Граждане Китая занимают лишь третью строчку, после поляков и финнов, в общем списке иностранцев, въезжающих в Россию в визовом порядке. По данным пограничной службы РФ , среди 32,421,490 граждан иностранных государств, въехавших в 2014 году на территорию РФ в визовом порядке , лишь 1,125,098 – граждане Китая. При этом 303,353 из них въехало на территорию РФ в целях бизнеса и ведения трудовой деятельности (295,203 в 2013 году), а 409,817 (372,314 в 2013 году) в качестве туристов.
Еще большему преувеличению обычно подвергается количество граждан Китая, заинтересованных в получении российского гражданства. По данным переписи 2010 года, среди проживающих на территории России граждан лишь 28,943 считают себя китайцами. Для сравнения, по переписи населения 1897 года на территории Российской империи было зарегистрировано 57,459 китайцев (47,431 мужчина и 10,028 женщин); 42,823 из которых (74,5 %) проживали на территории Дальнего Востока и Приморья. Сегодня 99% китайских респондентов, опрошенных в европейской части России, и 89% среди проживающих на территории Дальнего Востока, не хотят получать российское гражданство.
Большинство исследователей сходится во мнении, что китайцы стремятся «жить в Китае, делая бизнес в России». А это абсолютно иная траектория миграционных потоков. Прекрасный тому пример – всколыхнувшая российские медиа информация о соглашениях между правительством Забайкальского края и китайскими компаниями о передаче в аренду на 49 лет участков российской земли для их освоения и обработки, и последовавшая реакция местного населения . Три провинции КНР, граничащие с российской территорией – Хэйлунцзян, Гирин и провинция Нэй-Мэнгу (Внутренняя Монголия) – сегодня в совокупности имеют порядка 100 млн жителей, в то время как в Дальневосточном федеральном округе проживает лишь 6,2 млн человек, а в Сибирском федеральном округе (куда входит Забайкальский край) – 19,3 млн.
Вот и получается, что страх россиян перед миграцией из Китая связан с его «демографической» мощью, ведь 1.364 млрд. китайцев, проживающих на 9.6 млн км2, и 143.8 млн россиян, расселенных на 17.1. млн км2 – трудно сопоставимые величины. Помимо этого, сейчас России не под силу сопротивляться и экономической мощи Китая – первой экономики мира по совокупной покупательной способности всего населения страны, и второй – по производимому валовому продукту ($ 10,360 млрд.).
История завершила свой круг. Современная Россия (равно как и ее предшественница – имперская Россия) испытывает иррациональный страх перед «наплывом желтой расы» из-за недоверия к администрации на местах, которая рассматривает китайских «пришельцев» как дополнительный доход государственной казны и источник личного обогащения. Сюда же примешивается и страх «нового пересмотра истории» под давлением нарастающей экономической мощи «Срединного государства». Как-никак последнее переименование более 500 населенных пунктов с китайского на русский в Приамурье и на Дальнем Востоке было произведено лишь в 1972 году Указом Президиума Верховного Совета РСФСР. Однако все эти жизненные обстоятельства имеют мало общего с реальностью миграционных потоков из Китая в Россию.
